в бронемашинах и на танках,
сосредоточенно, без страха
германцы движутся вперед.
Пересекают речку Добрость,
впадающую в реку Сож.
За ними пристально, недобро,
и не мигая, будто кобра,
следит боец, укрывшись в рожь.
Наводчик Коля Сиротинин,
двадцатилетний паренек,
один средь поля, как в пустыне,
измазанный в земле и глине,
возле орудия залег.
Глядит на мерное движение
еще невиданных фигур.
Он даже взмок от напряжения.
Но не скрывает раздражения
сержанта мстительный прищур.
Здесь был оставлен он в заслоне
колонну немцев задержать,
отвлечь на время от погони,
затормозить на этом склоне,
хоть ненадолго, вражью рать.
Пора! Раздался первый выстрел,
как только въехал танк на мост.
Попал! Ландшафт от взрыва выцвел.
Перезарядка, быстро, быстро!
Расчет сержанта очень прост:
скорей закупорить дорогу!
Наводка. Выстрел. Вновь костер!
Не промахнулся, слава богу!
В огне пылает понемногу
последний бронетранспортер.
Задача выполнена, будто,
и можно догонять своих.
Но медлит, Коля, почему-то,
идет минута за минутой,
а грохот пушки не утих.
В запасе шестьдесят снарядов,
бросать их, что ли? Это стыд.
Противник – на ладони, рядом.
Уничтожать его ведь надо,
покуда сам ты не раскрыт.
А немцы в панике и шоке
расчистить пробуют затор.
С таким впервые на востоке
в войне столкнулись эти доки,
непуганные до сих пор.
Два танка, что стащить пытались
вовсю горящий головной,
от попаданий загорались,
и там, на месте оставались,
покрывшись дыма пеленой.
Еще один в обход поехал
непроходимого моста,
и в речке замер, вот потеха!
А фрицам, право, не до смеха,
там очень топкие места.
Застрял по башню танк в трясине
и встал, и дальше не идет.
Увяз в полуболотной тине,
но тут уж Коля Сиротинин
его прямой наводкой бьет.
Бах! Новый танк уже дымится.
Бах! – Бронетранспортер.
Растерянность на лицах фрицев.
От жара пот ручьем струится,
сержант рукою лоб отер.
Стреляет метко, точно, бегло.
А немец лупит наугад.
Теперь шоссе – сплошное пекло.
От дыма, пыли все поблекло.
Еще охота? На же, гад!
Танкисты ищут батарею,
но в чистом поле – никого.
Тогда, от ярости зверея,
свои стволы стрельбою грея,
бьют в белый свет, как в молоко.
Но, обнаружив, обложили
и взяли