К тому же, во многих богатых семьях существовали тайные любовные интриги, за счет чего люди из высоких сословий пытались дать выход своим чувствам и страсти. Поэтому Кидаре было очень приятно, что в Империи есть один особенный человек, который ради нее готов на все, что угодно. В моменты, когда ей было плохо или грустно, она часто звала его на расстоянии, как тогда на ночевке в степи. И Ли всегда чувствовал ее зов, и отвечал ей своим, как мог, что всегда придавало ей силы.
Ли стал еще ближе ей, когда госпожа Эрдэнэчмек покинула этот мир из-за неизлечимой болезни. Самый близкий и родной человек в детстве, мать после второй поездки в Степь заметно отдалилась от дочери, так и не справившись со своей ревностью к дочери. Но даже при этом она оставалась самым близким человеком в окружении Кидары в Кашкаре. К тому же, мать была самым главным, что связывало Кидару со Степью.
После смерти госпожи Эрдэнэчмек, такой связью остался только Ли Лианжи. Он теперь остался как будто единственной ее семьей за пределами ее жизни при дворе. Стареющий отец-Император всегда любил Кидару больше всех остальных дочерей, но он никогда ее по-настоящему не понимал. Поэтому единственным человеком во всем мире, который мог по-настоящему понять и принять ее двойственную натуру, был только ее Дулат.
Так она и воспринимала его, как надежного друга, любимого старшего брата, и своего редкого, но самого желанного любовника. Она просто хотела, чтобы все оставалось также как и было, чтобы он всегда был где-то на севере, на расстоянии нескольких дневных переходов, и иногда они бы встречались в Кашкаре. И все-же, она сильно заревновала, когда узнала, что Лианжи женился и обзавелся детьми. Часть ее всегда хотела быть с ним, и подарить ему детей.
И вот теперь они, в который раз, стояли в нескольких атымах друг от друга, и не могли даже видом подать, что соскучились и рады друг друга видеть. Ведь если бы об этом узнали во дворе, Ли Лианжи бы вряд ли удалось сохранить свою жизнь.
Наконец, слуги сообщили о прибытии Канишья Кадфиза. Он вошел в зал в сопровождении своей свиты, ступая своей знаменитой властной походкой, в своем истино кушанском богатстве и великолепии, которое могло поспорить с богатством самого Императора. Его лицо сластолюбца не могло скрыть презрения, которое он, казалось, испытывал ко всем Кашкаре. Приблизившись к возвышению, на котором сидел Император, он, с трудом преоборов себя, поклонился.
– Желаю сто лет правления отцу-Императору, и тысячи лет Империи Шиньжань!
Император вежливо ответил на приветствие:
– Желаем здоровья и богатства нашему сыну, царю Кушана!
После обмена приветствиями,