Утром нацедит в стакан,
Тем, кто за ночь не почиет,
Он наркомовских сто грамм.
Пусть коварный крест немецкий
Смерть отложит до поры,
И от крови молодецкой
Захмелеют комары.
А пока молчат герои,
Для чего нужны слова.
Если миной не накроет,
Завтра будет двадцать два.
И штыком от карабина,
Чуть забрезжил небосклон,
Пятидневную щетину
Бреет не спеша, Семён.
Двадцать два, пожалуй, можно
Повести о жизни спор.
По понятиям картёжным
Это явный перебор.
А по жизни очень мало.
Не пришлось ещё пожить.
Но сегодня не пристало
О несбывшемся тужить.
Все поздравили Семёна,
Отгоняя, прочь тоску.
И из фляги припасённой
Отхлебнули по глотку.
Скоро в бой, уже из пушек
Марс фашистский затрещал.
Крик растерянных кукушек
На пол слове замолчал.
Небо плачет перед боем,
В поле пламя и угар.
Приготовились герои
Отразить врага удар.
Все молчат в оцепененьи,
Даже птицы не кричат.
Ожидая наступленье
Замер в блиндаже солдат.
Кровожадная Афина
Славит страшную войну.
Вдруг осколочная мина
Разрывает тишину.
Стали ноги как из глины,
Словно серп его скосил.
Хочет враг, чтоб именины
С тризной Сеня совместил.
Бледен от кровотеченья,
А в бедре горящий шар.
Получил на день рожденья
От врага осколок в дар.
Видит воин санитара.
Постепенно гаснет свет.
И слова как божья кара
Прозвучали: – в лазарет.
Вот ведёт его по полю
Седовласый санитар,
А нога горит от боли,
Словно раскалённый шар.
Потерпи, солдатик, малость.
Ох, нелёгок этот путь.
До полуторки осталось
Ну, совсем ещё чуть-чуть.
Видит Сеня, под кустами
На земле лежит без рук,
Перевязанный бинтами,
Батальонный политрук.
Две невзрачные девчушки
Силятся его поднять.
Только где таким пичужкам,
В нём пудов наверно пять.
Сеня на ногу хромает.
Ясный день стал словно ночь,
Но сквозь боль он понимает:
– Нужно девушкам помочь.
Взял со стороны здоровой.
Поднажали, подняли.
Вчетвером они майора
Оторвали от земли.
Вдруг раздался гул неясный,
Словно заурчал сверчок.
Через миг снаряд фугасный
Разорвался возле ног.
В голове набатом звонким
Правят тризну, а вокруг
Две убитые девчонки,
Санитар и политрук.
Кто