Солнце стало красным, а земля – седой.
Лишь песок струится, и чернеют лица.
Зной.
Царские покои скрыты пеленою —
Это в дом к тирану постучался страх.
Мир – из рыжей глины. Корка да морщины.
Прах.
А вокруг – ни тучи. Вороны над кручей,
Видно, выбирают падаль посочней.
В раскаленной дымке вьется невидимкой
Змей.
Солнцем мир проколот, наступает голод,
У крестьян в амбаре – лишь запас камней.
Дети лезут к маме: сколько мы протянем
Дней?
Помолись, Илия, за ключи лесные.
За ручьи степные и желанный дождь.
Уж не стало пота, замерла работа;
Ах, как жить охота! Что же ты, ну что ты
Ждешь?
2.
«Я сегодня гостей принимала, —
Соседка соседке сказала. —
Стол завален был всякой едой:
Угощала их красной икрой,
На жаркое – гуся и вино,
То, что ты не пивала давно;
Сервилат, буженина и сало —
Ты такого, небось, не слыхала…
Кстати, мне свою тайну открой:
Что за нищий с дорожной сумой
К тебе нынче пожаловал ночью?
Я его наблюдала воочью!..»
«Я последней муки наскребла
Да лепешку ему испекла,
Постелила в красном углу,
А сама улеглась на полу.
Он не стал меня утром будить…»
«Ну и дура ты, что говорить?..»
3.
Темнота в убогой хате,
Пахнет воском и смолой;
Ребятишки на полатях
Спят, объяты тишиной.
Только маленький, сквозь дрему.
Вскинул руки, закричал.
Голосок его по дому
Звонким эхом отзвучал:
«Мама, это мне не снится!
Мама, это – чудеса!
Видишь: Бог на колеснице —
Как ее сверкают спицы —
Улетает в небеса!..»
ПЕТЕРБУРГСКИЕ ЯМБЫ (1996)
1.
Как прежде, шум и суета
И торопливый пестрый гомон
Стирают утреннюю дрему
Со староневского холста.
Но цвет – не тот, рука – не та,
И почерк чей-то незнакомый,
Как бисер, ссыпался с листа.
Слегка прищурены глаза
Витрин с изысканным товаром,
Что отдают почти задаром —
За душу. Это мне сказал
Старик, что у окна стоял.
А за окошком – угол бара
И Николаевский вокзал.
2.
Как прежде, смотрят на зевак
Слепые аничковы кони.
Холодный ветер волны гонит.
Куда? – не знает – просто так.
Гранитной набережной лак
Изыскан. Все прекрасно, кроме
Погоды. Пятится, как рак,
К причалу