– Любимица наша, Сонечка. Уже полгода у нас. Все не можем приемную семью найти.
– А с родителями что? – спросил я.
– Родители, – протянула Таня. – Отец сидит уж давно, а мать недавно посадили. Наркоманы. Полгода назад мать ее так избила, что руку себе сломала.
Лицо Тани не выражает никаких эмоций, но я вижу, ей больно. Она продолжает:
– Об нее-то, такую козявку, руку сломать. Мы Сонечку из больницы забрали, у нее три перелома было. Сотрясение мозга. Лечилась долго.
Девочка стоит и неотрывно на меня смотрит, будто проверяет, поверю ли я в рассказ тети Тани. Я верю. Мне хочется пожалеть ее, но жалеть нельзя. Если жалеть, то надо брать этого ребенка и лечить его душу, брать насовсем, пока не вырастет. Но я не могу. Я думаю: «Суки! Зачем Господь дает вам детей, а потом позволяет калечить их? Ломать им всю жизнь. Зачем?! На каком основании он посылает этим маленьким существам страдания? Ведь они только начали жить». Потом я понимаю, что знаю. То, что мы называем Господом, в данном случае безразличная рука кармы, а мы всего лишь беспомощные тараканы, замкнутые в ее тисках. От этого ненавижу мир еще больше. Я душу отчаяние и иду пить кофе, разговаривать о квадратуре и энергоэффективности здания.
Мысли беспорядочно кружатся в голове. Чужое несчастье вымещает собственное. Так всегда. Свои проблемы кажутся не такими существенными по сравнению с жуткой бесчеловечностью, с которой сталкиваешься на работе. Но мои проблемы были существенными. Я еще тогда не подозревал, как все обернется. Я заглушил машину. Поднялся и тихо открыл дверь. На кухне горел свет. Я зашел, увидел жену и жутко ей так улыбнулся. Жутко, потому что в улыбке сквозило отчаяние. Уже давно. Но она не поняла. Сказала, что я идиот, и пошла спать. И я тоже пошел. Улегся в гостиной на угловой диван. Мы почти месяц уже не спали вместе. В сложившейся ситуации меня больше всего раздражал диван, на котором приходилось спать. Чтобы на нем разместиться, приходилось сгибаться примерно под ста тридцатью градусами и замирать в таком положении под одеялом на всю ночь. Иначе диван предательски раздвигался и можно было удариться лицом о затертый