– Об этом никому не говори! – и тут же исправилась: – Ни о чем никому не говори!
– Хорошо. Пусть наши девочки продолжают лить слезы по брутальному физруку, – он рассмеялся, но снова взглянув на меня, успокоился. – Да правда, хватит уже себя корить. И не посадят вас, потому что я совершеннолетний.
Не посадят?! Если это его успокоительная стратегия, то она больше похожа на открытую насмешку!
– Заткнись, – буркнула я.
Но он никак не унимался:
– Да я серьезно. Авария в шестом классе, я поэтому год пропустил, – он вытащил ногу из-под одеяла и продемонстрировал огромный красный шрам на бедре. Я судорожно сглотнула, потому что уже видела это… ночью.
А сейчас лицезреть его голое бедро мне нужно меньше всего на свете! В который раз резко отвернулась, на глаза так и пытались навернуться слезы отчаянья. Почувствовав осторожное прикосновение к руке, дернулась от неожиданности.
– Елена. Александровна, – отчетливо и впервые с едва уловимым раздражением произнес он. – Ничего. Страшного. Не. Произошло.
Мне хотелось выть от безысходности, но истерику пора было заканчивать, поэтому я почти решительно взглянула на него. Но увидев, что он подкуривает сигарету, спросила неожиданно для самой себя:
– Ты куришь?
Он рассмеялся, запрокинув голову.
– Да вы, наверное, в ужасе, что узнали обо мне такое!
И правда, по сравнению с остальным – мелочь. Я узнала о нем такое, что без краски на лице и вспомнить не смогу. И о себе тоже узнала немало.
– Давай и мне тогда, – он с понимающей улыбкой протянул сигарету, потом щелкнул зажигалкой.
Мы сидели рядом, не касаясь друг друга, опершись на спинку кровати и молча курили, сбрасывая пепел в тот самый пластмассовый стаканчик. Сигаретный дым без привычки казался отвратительным, но зато это отвлекало.
Вдруг Дима нарушил молчание задумчивым:
– Надеюсь, это не обязует меня теперь жениться?
Видимо, он решил, что я уже полностью готова к издевкам.
– Придурок, – отозвалась я, но уже без прошлой ярости. – Мне как-то надо выбираться отсюда.
– Пойду, разведаю обстановку, одевайтесь пока, – он затушил сигарету и сел, натягивая джинсы. А я смотрела на свежую царапину на его спине. Похоже, от моих ногтей.
Дима открыл замок и вышел. Кто из нас догадался запереть дверь? Чья эта комната? Почему нас отсюда не выгнали? Он вернулся минуты через три и, поднимая свою рубашку с пола, сообщил:
– Там все давно разошлись, а хозяева дрыхнут. Никто не станет свидетелем вашего позорного бегства, – он улыбался, пытаясь сгладить неловкость между нами.
Я почти успела одеться и спешила застегнуть блузку. После этого нашла сумочку и обувь, подошла к зеркалу и руками пригладила волосы. От вчерашнего макияжа не осталось и следа. Но это как раз совсем не удивительно.