Изгой. Виктория Сачконечко

к границам. А я продолжаю думать о себе и не желать выходить из дома. Я ничуть не меняюсь. Только обросла новыми знаниями, умениями, одеждой и мимикой. Но внутри та же гниль, пусть и замороженная.

      У меня осталась только одна эмоция – это страх. Непонятно, чего. Просто страх. Он один прерывает неизменно ровный ритм моего сердца, вынуждая его делать глухие кульбиты. Я вроде как счастлива, но где-то на фоне. Больше нет людей внутри. В глубине души, я знаю, что это за страх.

      Последний близкий человек забрал мои последние слёзы, которые долго всё не переставали течь, независимо от того, хотела ли я этого, или нет. У меня осталась всего одна хрупкая попытка, и, если меня предадут снова, я просто не выживу, не поднимусь. Это страх о возможности будущего, в котором я больше не поднялась на ноги. Будущего, где моим последним осознанным желанием было больше не просыпаться, и я окончательно сдалась. С тех пор слёзы исчезли, а я всё нахожусь в состоянии, будто меня оглушили ударом по затылку. Вместе с болью исчезло и многое, что делало меня собой. Так, я боюсь выходить из этого состояния, спрятавшись в нём подобно испуганному зверьку, знающему, что его снаружи могут нещадно добить. Но, хотя я и ощущаю себя вроде как в безопасности… меня не покидает и ощущение, что я что-то упустила из виду. Что-то важное и едва ли уловимое.

      Провожу рукой по холодной ткани лёгкого весеннего пуховика и раздумываю над тем, стоит ли надевать маску. Поправляю ещё зимний шарф и, уже выйдя на улицу, понимаю, что не надела маску… забей, Соня. Паспорт ведь с собой. Кутаю нос в шарф. Думаю, рассеянность нормальна в моём состоянии. Из-за обилия домашки и моей природной медлительности вкупе с любовью делать всё в последний момент, последние пару дней я сплю во время работы, как качественный зомбак на минималках. Я с ужасом понимаю, что потолстела непозволительно сильно. Но мне так нужно успеть доделать, что приходится кушать, чтобы не уснуть. Так мне и надо. Нечего было смотреть аниме, когда все учились.