Тем временем шел неторопливый обеденный разговор.
– Как здоровье, папа? – спросила мать.
Дед в ответ только головой кивнул. Таких вопросов он не любил.
– Как Амнун? – спросила бабушка.
– Все так же…
– Я здоровье на войне потерял, а он – на мотоцикле… – Дед имел в виду тот, всей семье известный случай, с которого все и началось. – Эх, молодость, молодость!
– Сахар, масло хочу! Сахар, масло хочу! – раздалось из прихожей.
Слова эти сопровождались звонким хохотом и щелканьем пальцев… Это пришли мои тетки, Роза и Рена, не упускавшие случая подразнить меня. Я обычно напевал про эти самые сахар и масло, когда мне хотелось есть…
Расцеловав нас, Роза и Рена подсели к столу.
– С базара?
– Да. Опять все подорожало, – сообщила Роза. – Хукумати дузд![5] До людей им дела нет.
– Хай, как на фабрике, Роза? – спросила мать.
– План опять повысили. А ведь и так не угнаться было!
– Знаю, знаю. И без конца собрания: «Шейте лучше, шейте больше». А расценки – расценки те же. И подоходный налог с мая, вроде, опять увеличат.
– И у нас все так же. Собрания – чтобы план увеличить, либо чтоб алкоголиков обсуждать. Надоело! Терпенья нет.
– Сиди уж, куда пойдешь еще? Везде одно и то же, – вздохнула мама.
У матери были три сестры и старший брат Авнер. Росли они очень дружными. Когда дедушка ушел на фронт, маме было всего три года, Авнеру – шесть. Бабушка Абигай вместо мужа сапожничала в будке, Авнер же, как взрослый, занимался хозяйством – бегал по магазинам и базарам в поисках продуктов, ухаживал за сестренками да еще в будке помогал матери – чистил обувь. Однажды, рассказывала мама, Авнер раздобыл где-то две булки. По дороге домой захотелось ему пить. Подошел к водопроводному крану, положил рядом булки, напился, глядь – а булок уже нет…
– Валерька, Валерька! – нежно пропела бабушка Абигай. – О, джони бивещь. Ина гир[6]. – И она протянула мне сочный, жирный кусочек мяса…
Бабушкиной доброте не было предела. В своем скудном доме она всегда находила какой-нибудь подарок внукам: то это была самодельная игрушка, то лакомство. А уж улыбку она нам дарила непременно!
И всем вокруг казалось, что она очень счастливая. Но я иногда видел, как где-нибудь в дальней комнате бабушка плачет вместе с мамой. Они были очень близки и, встречаясь, говорили друг с другом, не замечая времени.
– Бурма, – попробовав кислую алычу, поморщилась бабушка.
Мы часто хохотали, когда бабушке в рот попадало что-нибудь очень кислое. Она так смешно морщилась: густые брови сходились у переносицы, ноздри