Она подошла к двум женщинам, которые стояли тут же, на краю площади.
– Извините, вы не знаете, что здесь происходит?
Та, что была, на взгляд девушки, моложе, смерила её скучающим взглядом.
– Да какого-то очередного бродягу повязали. За воровство, по-моему. Или нет? – женщина повернулась к своей товарке, и они обе неприятно расхохотались и больше, судя по всему, ничего путного сообщить не могли.
– Понятно, – вполголоса протянула Лилия.
Она уже собиралась развернуться и уйти. Что ей здесь делать? Смотреть на очередное безумие? Ревеку искать тут не имеет смысла.
Но что-то заставило её, перекинув сумку через плечо, начать пробираться сквозь толпу на площади. Чем ближе становился помост, тем отчетливее были слышны фразы, выкрикиваемые торговцем.
– Вор! Бездельник! Какое имеет право?! Я – честный человек!..
Картина была весьма прозаична.
Скамья менестреля называлась так не случайно. Иногда (в последнее время, конечно, очень редко) в деревне появлялись барды, менестрели, сказочники… С одним из них Лилия дружила, когда была маленькой. Почти всегда при них были небольшая арфа, лютня или даже какой-нибудь диковинный инструмент с необычным звучанием. И пели бродячие артисты всегда недурно.
Но люди – существа злобные.
Менестрели вместо похвалы или подаяния почти всегда получали лишь насмешки. А раз они не удовлетворяли людское желание зрелища своим талантом, то им приходилось становиться участниками другой забавы…
Несчастного могли «по доброте душевной» отпустить через пару часов. Но чаще кто-то сердобольный освобождал пленника ночью, когда все расходились.
Однако человек, которого увидела Лилия, оказался не совсем похож на менестреля.
Точнее, совсем не похож.
На нём были простые льняные штаны чёрного цвета, заправленные в дорожные ботинки, тёмно-синяя куртка (рукав оторван, видимо, в начавшейся драке), подпоясанная ремнем. Небогатое, но аккуратное одеяние. Менестрели же всегда одевались нелепо – они не могли позволить себе купить одежду, поэтому в основном им отдавали её добрые люди, и они брали всё, что им предлагали.
Волосы бедолаги были затянуты тугим узлом на затылке, но несколько темных прядей спадали на лицо, которое поросло густой щетиной.
Это был мужчина средних лет, но Лилия не могла бы назвать его возраст точнее. В целом он производил впечатление человека сильного и не изнеженного – крепкие руки и загорелая кожа говорили о том, что труд ему не чужд.
Тем временем двое – седеющий крестьянин и кожевенник, с которым недавно столкнулась девушка, – затащили незнакомца на помост и усадили на скамью. Лилию поразило то, что он не издавал ни звука: не ругался, не кричал и не сетовал на своих мучителей. Только глядел исподлобья, и в его невидящем взгляде не было злости. Девушке показалось, что она увидела в нем… разочарование?
Она с трудом подобралась к помосту. Мужчину заковали