– Ося, ну зачем… – возник неловкий, с моей точки зрения, момент, когда конверт передавался из рук в руки. В конце концов он оказался у Арона в кармане.
Они обнялись, и я проводила Арона прямо до выхода. Иосиф ещё немного посидел и подозвал Руди. Заплатив ему наличными, пожал руку и не спеша тоже направился к выходу. Я прогулялась вместе с ним до самой двери, мысленно пожелав ему всего хорошего. И через пару секунду я столкнулась с другим спешащим одиноким гостем. Он пролетел холл и, выбежав на улицу, резко остановился, потом повернул за угол в сторону, куда пошёл Иосиф, и больше я их никогда не видела.
Чева
Этот незнакомый, молча принявший меня городок был аккуратно прикрыт невидимой глазу дремотной паутиной. Слегка и по-осеннему устало прикорнув, он выглядел заснувшим, как будто нудный шорох вяло шевелящихся под ленивой игрой ветра опавших листьев мог стать причиной его сладкого, почти гипнотического сна.
Я же во времена беспечного моего отцовства объездил с дочками на машине множество подобных, спрятавшихся на другом уровне бытия человеческих муравейников, где сонные туземцы с трудом могли сфокусировать свой тлеющий взгляд на нашей немногочисленной, но очень шумной семейке из двух баловниц и одного отпускника. Однако этот совсем уж неприметный безропотно остался тогда в стороне. Для выбора наших кратких ночёвок в незнакомой в ту пору Италии мы повиновались слепому наитию старшей моей Юлии, выбирающей пальчиком на обычной бумажной карте самые странные и неподходящие для этого места.
Я приехал сюда вечером, когда уже редкий свет из окон на главной улице мягко желтил плитку мокрых тротуаров. Моросило. В воздухе явственно ощущался запах моря. Я остановил машину, когда навигация бодрым голосом сообщила, что искомый мною приют находится справа от меня. С трудом рассмотрев вывеску пансиона между двумя кустами всё ещё цветущей жимолости, я вышел без зонта, запрокинул голову до хруста в шее, и влага мелкой вездесущей мошкарой из капель мгновенно облепила мне лицо. Затянутое чернеющее небо с просветами в гамме цветов сумеречного моря, казалось, опустилось как можно ниже в желании рассмотреть уставшего меня с лёгкой беззащитной лужайкой на макушке, благодарно вдыхающего неведомые запахи, полные тёплой сырости угасающего лета.
***
Я не знаю, почему она вышла замуж за того итальянца – «милого увальня», который вдруг прославился своим малоподвижным, почти кастрированным от чувств, однако всё же редким по природе басом-профундо. «Ты бы слышал его Командора!.. И он такой дуся, тебе бы он понравился!» – объясняла она мне, лежа обнажённой на кровати одного из наших очередных альпийских пристанищ. Тапок с вышитым золотом вензелем отеля при этом плавно покачивался на самом кончике её изящной ступни. Вот благодаря этому «дусе» мой малодушный вопрос – «А как же теперь быть мне, свет мой?» – лишь покалывал кончик моего языка в боязни её внезапно страшного ответа.
***
Невысокая девушка, почти подросток, с трогательным бейджиком «Габриэлла» открыла мне тяжёлую