Ведя свой «вольво» по живописной лесной дороге, Джон с тоской думал, что запросто поехал бы и в другой город, вздумай Люси попросить купить ей непременно там упаковку ватных палочек для чистки ушей. Лишь бы продлить затишье, принёсшее долгожданный покой. Или, по крайней мере, его иллюзию.
При последних визитах в больницу, врач с густой иссиня-чёрной бородой, младше самого Джона лет на пять, настаивал, чтобы они с Люси максимально сосредоточились на предстоящем рождении ребёнка, а не страшились лишний раз из-за прерванной первой беременности.
Но Джона, скорее, страшило поведение жены. Выкидыш она перенесла крайне болезненно (ведь он сам чудом сумел найти в себе скрытый резервный запас сил, который он пустил на заботу о жене, в то время как саму Люси поглощало отчаянье). И потребовалось немало времени, чтобы всё хоть как-то нормализовалось.
Задумавшись над тем, что таило в себе слово «нормализовалось», Джон не заметил вынырнувшую из-за поворота машину, от неожиданности он вывернул руль вправо, прижавшись к самой кромке леса, и едва не пустив свой «вольво» в деревья. Руль затрясло, колёса по правому борту съехали с асфальта, подняв облако пыли. Разминувшись со встречным автомобилем, Джон услышал позади недовольный гудок.
Джон нервно улыбнулся, глядя в зеркало заднего вида, сердце барабанной дробью стучало в груди, а когда перевёл глаза на необъятные стволы сосен, обступавших дорогу с двух сторон, чуть ли не сжимая её в тисках, ему живо представилось, как машина сминается точно бумажный стаканчик от столкновения с одним из деревьев, и нога невольно приспустила педаль газа.
Джон заглушил двигатель, с пакетом в руке, шуршащим на ветру, он направился к белому двухэтажному дому. Несмотря на разгар дня, большой, при этом элегантный дом находился в тени из-за окружавших участок высоких сосен, произраставших в здешних лесах. Он помнил, какое ошеломляющее впечатление произвели на него эти сосны, когда они только въезжали в дом. Ему внезапно отчётливо вспомнилась глупая шутка, сказанная им Люси, когда они переступали порог, счастливые, преисполненные надежд. Тогда Джон сказал, что в таком лесу их точно никто не найдёт. Слова относились к ранее высказанной мысли Люси, мол переездом за город они словно сбегают ото всех.
– Дорогая, я дома, – проговорил он, вешая куртку в прихожей.
Ответа не последовало, и встретившая его тишина, почти что осязаемая, вдруг дала причину для беспокойства, заворошившегося где-то в отдалённых углах сознания подхваченными сквозняком клубами пыли в комнате, где давно не проводили уборку.
На первом этаже царил полумрак, и Джон решил, что его жена по-прежнему спит в спальне. С нарастающим волнением он направился в кухню, на ходу вынимая из пакета корзинку с малиной. Джон прошёл в арку, завернул в сторону холодильника, как вдруг подпрыгнул на месте. Призрак! возникло в его голове, а в другое мгновение он был готов рассмеяться.
За каких-то десять минут его пульс подскочил уже дважды. Его жена стояла возле раковины, одетая в длинную белую сорочку, светившуюся в тускло освещённой кухне.
Джон в облегчении звучно выдохнул и театрально взялся за грудь свободной рукой, второй он по-прежнему держал корзинку с малиной, которую едва не выронил от неожиданности.
– Я подумал, что увидел… – произнёс он и осёкся.
Люси бездвижно стояла у раковины, и теперь Джон заметил, что её глаза и щёки красные и влажные от слёз, хоть лицо и не выражало никаких эмоций. Теперь она и в самом деле напоминает приведение, подумал он, и по телу поползли мурашки. А следующее открытие повергло его в настоящий шок – его жена приподняла руку, в которой сжимала нож, и свет из окна заиграл на холодном лезвии. Самый большой из имевшихся в их доме ножей. В аккуратной крохотной руке его жены этот нож выглядел скорее лезвием гильотины, нежели столовым прибором.
– Люси, – ледяным тоном произнёс он спустя долгое время. – Дорогая, с тобой всё в порядке?
Слова Джона, разлетевшиеся по просторной кухни, заставили Люси легонько дёрнуться, она словно очнулась от дрёмы.
– Ох, Джон, – всхлип задавил слова, она содрогнулась и лицо исказилось в гримасе боли.
У Джона внутри всё сжалось от страха, он чувствовал, будто шёл по ссохшемуся мостику, и вот доски, не выдержав его веса, проломились. Люси выглядела так неестественно с этим огромным ножом в руке, с круглым животом, оттопыривающим ночную сорочку, и посреди тёмной кухни. Всё выглядело неестественным, точно в кошмарном сне.
– Умаляю, прости меня, – прошептала она, её голос срывался из-за плача.
– Нет-нет, что ты такое говоришь, любимая, – взмолился он шёпотом, сделал несколько шагов по направлению к жене, но тут же остановился, когда рука Люси, сжимавшая нож, с угрозой приподнялась, лезвие вновь сверкнуло, поймав дневной свет. – Просто положи нож, – произнёс каждое