Саммит за саммитом, комиссия за комиссией, принимали решения, но всё оставалось по-прежнему в основе своей. В тиши высоких кабинетов продолжалось озабоченное ничего не делание…
8.
После дня передышки движение несколько улучшилось, и хотя они продолжали двигаться на подъём, шли относительно быстро. Солнце ещё не набрало той испепеляющей мощи, когда пребывать под ним было невозможно, но всё же ближе к полудню пришлось делать привал и выставлять камышовые щиты, для того, чтобы укрыться от его лучей. В тени было хорошо, они дремали, восстанавливая силы для нового перехода.
В конце девятого дня пути они вышли к предпоследней стоянке. Здесь, по рассказам юных разведчиков, они нашли пещеру. Местность была холмистая, и им пришлось пропетлять в поисках дороги. Не везде можно было с ходу преодолеть балки и ложбины. На север холмы становились всё выше и круче, переходя в горы, на юге ещё постиралась бесконечная гладь воды. Но талая вода значительно спала, тут и там уже появлялись островки возвышенностей. Стоянку ребята оборудовали между двух холмов, но не учли, что они были окончанием главенствующей высоты, и талая вода попросту размыла их сооружение, превратив его в небольшой овраг. Собрав свой табор вблизи этого оврага, старик взял парней и отправился осматривать пещеру. На лысых, без признаков растительности горах, отыскать её было не трудно, и вскоре они уже проникли в узкое жерло. Как и предполагал старик, это были заброшенные копи. Что добывали здесь люди, можно было лишь гадать, да это им было и не нужно. Он осмотрел шахту, лишь как пристанище для ночлега, и остался доволен. Здесь было сухо и довольно просторно. Пещера уходила вглубь горы метров на двадцать, а затем выработка сужалась. Узкий вход и свод укрепляли деревянные подпорки. Дерево было прочным и, похоже, не сильно пострадало от времени. Из темноты тянуло холодом и каким-то особым запахом подземелий, от которого тревожно становилось на душе. Старик распорядился перенести сюда постель, а тележки связать вместе на всякий случай. Ребята отправились в лагерь, чтобы привести остальных, и принести всё необходимое для ночлега. Он же, расположившись у входа, снял сандалии, размотал опорки и расстелил их на солнце, чтобы просушить.
Эти останки человеческого труда снова вернули его к воспоминаниям. Они ещё раз напомнили о той тонкой грани, которая лежит между творческим созиданием и жаждой наживы, нужностью и выгодностью труда, той мерой действительной потребности и пресыщенности, когда всё творимое становится не жизненной необходимостью, а лишь потребностью удовлетворения самых низменных желаний и страстей. Сколько человеческого