Взревев, от уже тройной боли рёвом раненного медведя, разбойник из Московии, разбрызгивая расквашенным носом кровь, рухнул спиной на траву. И в тот же миг над ним склонился Ермолайка, многообещающе приставив к открывшемуся горлу московита, лезвие выхваченной из-за кушака зализки.
Казалось еще немного и… и одним душегубом на Дону, да и на Руси станет меньше…
Но рука казака, до этого преспокойно уложившая с полдесятка различных ворогов, на этот раз дрогнула…
– Живи уж, коли ты русский… да уперед, мотри мне, более не попадайся… – Сказал Ермолайка и убрал острое как бритва лезвие, с заросшего жестким волосом горла, по которому, загнанным зверьком, судорожно метался беззащитный кадык…
Пощадив собрата по славянству, Ермолайка вложил зализку обратно в нагайку, и спокойно пошел подбирать оружие, а также осматривать доставшиеся ему по праву победителя трофеи. Вскоре со стороны дороги показалась его лошадь, за арчак которой тянулась спутанная сеть. И поскольку второго «сетьеносца» нигде видно не было (не иначе как дал деру), то Ермолайка вскочив в седло, продолжил свой путь.
Навстречу славе и приключениям…
"Граница на замке!" или на кордоне русского государства
– Эй ты, на кобыле, стоять иде стоишь, а то аки пальну… услы-шал грозный окрик Ермолайка, и из-за рогатки, перегораживающей, вьющуюся среди дремучего леса дорогу, выглянул человек с испитым лицом, и в оборванном красном кафтане, направляя прямо в лицо казаку дуло пищали.
«Нечищено»… машинально отметил про себя Дарташов, рассмотрев бурые пятна, в пляшущем прямо перед лицом ружейном стволе. Кроме того, пищаль, столь грозно выцеливающая Ермолайку, по своей конструкции была фитильной, но при этом ее, долженствующий воспламенять заряд фитиль, почему-то не дымился… Так что угрозу в свой адрес, прирожденный и прекрасно разбирающийся в оружии казак, при всем желании, серьезно воспринять никак не мог. Но, тем не менее, демонстрируя свои мирные намерения, Ермолайка остановился и смиренно сложил на арчаке седла руки.
– Слязай, щас с тобой начальство баить зачнёт… – грозно добавил бдительный страж рогатки, выходя из-за нее полностью. На ногах стража были надеты лыковые лапти, что в сочетании с не стреляющим ружьем, рваным кафтаном и перекошенным от многодневного пьянства лицом, вызвало у Дарташова легкую улыбку.
– Ах, так ты еще и лыбишся… да я табе… – задохнулся