и смертельное это веселье
может вызвать безжалостный смех,
ну а может и чистые слезы.
Я не буду счастливее всех
и несчастней не буду, но все же
не забудьте, что я – это я,
пусть важнее имеются лица.
Эта льдинка – ведь жизнь моя…
Этот лед еще выдержит птицу.
Пусть несет меня жизни река,
пусть швыряет о камни и в омут —
знаю: льдинкина жизнь коротка,
но я жить не могу по-другому.
Даже если слеза задрожит,
улыбаюсь я белому свету…
Мне досталась всего только жизнь —
и прошу, не забудьте об этом!
«Я жизнь освобожу от штор…»
Я жизнь освобожу от штор
И сердце для нее открою —
И зазвучит в душе мажор,
И крылья вздрогнут за спиною…
Жизнь улыбнется мне сквозь дождь,
И губ моих коснется ветер —
И я отдам последний грош
За счастье просто жить на свете…
Утро
Расправляет затекшие крылья петух,
прикоснулся губами к свирели пастух,
и художник рукой потянулся к холсту,
и кузнец не скучает – слыхать за версту,
и к далекому небу рванулась трава —
и в стихи превратились ночные слова.
В провинции
Узкогрудый трамвай громыхает по
узенькой улочке,
и потом еще долго отставшее мечется эхо,
и витрина дрожит покосившейся
старенькой булочной…
Впрочем, может быть, шум долетает
из рядом стоящего цеха.
Что там делают? Кажется, крышки консервные
или ручки дверные, а может, тазы и корыта,
но соседи привыкли давно – они люди
не нервные,
и живут не спеша, и иного не требуют быта.
Каждый вечер выносят они из домишек
скамеечки,
демонстрируя верность обычаям
патриархальным,
и судачат о том и о сем, звучно лузгая
семечки,
перевес отдавая при этом вопросам
глобальным.
Обсуждается апартеид и указы правительства,
говорится о видах на хлеб и крылатых
ракетах —
как и прежде, спешить не торопится время
в