Для себя он не видел возможности разбогатеть. Отец его никогда не будет богат, это было всякому ясно. Сам Юджин не вынес из школы никаких практических знаний. Он ненавидел страховое дело – всю эту писанину и погоню за клиентами, презирал торговлю швейными машинами, но и не возлагал никаких надежд на то, что со временем ему удастся стать писателем или художником. Все, что он рисовал, казалось ему просто баловством, а то, что писал, – вернее, пытался писать, – казалось лишенным всякого значения и смысла. В эту пору Юджин часто с горечью размышлял о своем будущем.
Как-то Уильямс, давно уже приглядывавшийся к юноше, остановился у его реала.
– Послушайте, Витла, почему бы вам не уехать в Чикаго? – сказал он. – Там гораздо больше возможностей для такого парня, как вы. Работая в провинциальной газете, вы никогда ничего не добьетесь.
– Я знаю, – ответил Юджин.
– На меня вы не смотрите, – продолжал Уильямс, – я достаточно покружил по свету. У меня жена и трое детей, а когда у человека семья, он не имеет права рисковать. Вы же молоды. Почему бы вам не уехать в Чикаго и не поступить в какую-нибудь газету? Вы там легко устроитесь.
– Кем, например? – спросил Юджин.
– Да хотя бы наборщиком, если вступите в союз. Не знаю, выйдет ли из вас хороший репортер, – по-моему, это не ваше призвание, но вам надо учиться рисовать. Художники в газете недурно зарабатывают.
Юджин с горечью подумал о своем даровании художника. Немногого он стоит. Немногого он достиг. Все же он стал помышлять о Чикаго. Широкий мир манил его. Только бы выбраться отсюда, только бы найти приличный заработок, а не получать какие-то семь-восемь долларов в неделю! Это постоянно занимало его мысли.
Однажды в воскресенье он вместе с Миртл и Стеллой отправился навестить Сильвию; Стелла вскоре стала собираться домой, говоря, что мать будет беспокоиться. Миртл хотела было уйти вместе