– Смотри, – показал я жене, – солому к двери пристроили. Что бы это значило?
У меня уже готово было объяснение: кто-то пришел в гости с букетом соломы, не застал дома, вложил солому в ручку двери. "Кто ходит с соломой по гостям, тот поступает мудро! И еще экономно. Хотя нет, непонятно как…"
– Это рапс, – сказала жена. В растениях она знала толк. И пока пучок соломы на двери не превратился в пучок рапса, я решил его спасать. Солома все же колоритнее будет.
"Но пучок рапса, – решительно заявил я внутри себя, – побудет соломой. Я настаиваю, как открыватель пучка на двери. Ты не против? Солома понятнее, чем какой-то твой рапс.
Жена моя внутри меня не возражала…
–1-
…День, когда лучше бы я ее и не встречал, начался, как и все – с увертюры "Доброго Дня". Она звучала во мне в сопровождении одной лишь фразы: "Добрый Дэ-эн-эн"…
Я шел по Подебрадскому парку к памятнику короля Йиржи Подебрадского на площади перед замком, люди, шедшие мне навстречу, здоровались. "Добрый день!" – говорили они по-чешски. И это совсем не то, что по-русски, или на каком-то другом славянском языке. Там было более яркое пожелание добра, более мелодичное, оно звенящим "день" зависало в воздухе над аурой парка, постепенно поглощаясь им. Слушалось с упоением.
Вспоминался фильм из детства "Сказки венского леса", где Штраус мчится в карете с женщиной по лесному тракту, ветерок сдувает с плеч женщины легкий шелковый шарфик, он остается на ветке, птицы поют, навевая композитору мелодию "Венского вальса". "Там, трам, трам па – па…" и по мере того, как карета удаляется от шарфика, у композитора складывается мелодия. Я смотрел в детстве этот фильм по телевизору, музыку в щебетании птиц не слышал, больше был озабочен шарфом, изорвет его ветер в клочья.
Я шел быстрым шагом по парку, слушал звенящее "дэ-эн-эн", пытался сложить мелодию утра. Подебрадского утра.
–Нет, Ридан, ты не Штраус! «Ты другой!» —говорил я, насмехаясь над собой.
Риданом я называл себя в море, когда долгими днями оставался в бушующей стихии, предоставленный самому себе, развлекал себя беседами, словно рассказы писал. "Ридан" – это мое имя "Надир" наоборот. И катер с похожим названием "РЕДАН" был у нас в управлении. Скоростной. Начальство на нем в море выходило. Но, бывало, и мы возвращались "РЕДАНОМ" с вахты. Глядя, как "РЕДАН" красиво шел по волнам, я гордился, он был моим. Мы созвучны: "РИДАН и РЕДАН". Да, он почти моим именем назван. Правда, Надир переводилось, как нечто редчайшее, уникальное, не имеющее аналогов. А Редан, – это всего лишь нарост по кромке борта корабля для сдерживания брызг волн. И все же, пока я выходил в море, считал катер "РЕДАН" чуть ли не побратимом своим. Ридан был моей собственной изнанкой, значит, был ближе к моей душе. Сердце замирало,