Сегодня двадцатый юбилей его службы Родине, и к чему он пришел? В пятнадцать лет его отдали в интернат для детей военных. Его мнением не интересовался никто, равно как и мнением матери. За эти долгие годы его работы – войны, воспоминания о том дне почти стерлись. Но рыдающую у стены от разлуки с сыном мать, время не стирает.
Чего он добился? Да ему плевать. Он так часто видел смерть, но еще чаще сам становился ей. Он не верит в идеалы и тупой идеализм. Все, что он видел, все что он пережил, заставило понять одну простую истину: жизнь – это война, везде, со всеми и, в каждом. За глаза его называли героем, а он так часто рисковал своей жизнью ради других, что даже не понимает, как иначе. И в скором будущем, судьба предоставит ему шанс стать истинным героем, память о котором идет сквозь века.
Прищурившись от яркого Солнца, Джон закуривает и смачно вдыхает дым, наслаждаясь вкусом простого крепкого табака. Тридцать пять, едва ли возраст в обычной жизни, но только не здесь, где год за два. Сзади доносятся торопливые шаги.
– Командир!
Джон поворачивается к неожиданно вернувшемуся из годовой командировки своему заму.
– Не ждал. С возвращением.
– Да уж…. Как жизнь, жена?
– Дерьмо, как и раньше.
– Все не разведешься?
– Не в ней проблема, в жизни хреновой.
Жену Джон не любит. Она исправно треплет ему нервы, изменяет с майором из соседнего гарнизона и ничем не напоминает очаровательную ясноглазую студентку медицинского, за которой он когда-то активно ухаживал. Она вместе с ним мотала срок их жизни по военным базам, что люто ненавидела и в отместку везде заводила любовников. Он бы и развелся, да только куда ей идти?
– Возьми отпуск, отвлечешься.
Джон, улыбаясь, хмыкает. За всю свою жизнь он никогда не был в отпуске.
– Война не только здесь, она повсюду, в каждом из нас.
Собеседник вздыхает, почесывая подбородок.
– Философом стал. С чего?
– Помотало. Пойду, проверю, как окоп мальцы нарыли.
– Увидимся.
Джон кивает и спешно уходит, не тот сегодня день для пустой болтовни. Какая-то тоска поселилась в груди и не дает спокойно дышать. Словно мешает что-то.
Джон прохаживается вдоль окопа, ослепительный ярко – желтый шар солнца все так же палит, Джон курит неизвестно какую по счету сигарету. Что с ним не так сегодня? Снова всплывает старое чувство, что должна быть другая жизнь. И отголоски забытой детской мечты призраком проносятся в памяти.
Джон присаживается.
– Мда …
Достает изо рта папиросу и, мельком взглянув на нее, отшвыривает прочь.
– Ну, глянем изнутри.
Солдат прыгает в окоп. Его прыжок растягивается во тьме, внезапно обрушившейся вокруг.