Новый год наступил незаметно, Маша не успела загадать желание, но не почувствовала себя обделенной, потому что в душе уже знала, чего хочет. Только этому желанию еще стоило придать более строгие формы… И язык у Маши стал отчего-то заплетаться, а ведь она выпила всего два фужера вина, к коварным коктейлям Маша даже не притронулась.
– …давай я тебе еще подолью, – ухаживала за ней Эллочка.
Вот добрая душа! Стоп. С чего это ей быть доброй?
– А где Телегин? – подозрительно скосилась Маша на пустующий стул.
– Жарко стало, он пошел переодеваться, – охотно объяснила Эллочка, подсаживаясь ближе к Маше.
– А где все?
– Хороводы водят. Ты пей, Машунь, пей, я тебе еще подолью. Или ты собираешься бежать за Телегиным? Я тебе по-дружески советую оставить его в покое, иначе… Ой, смотри, кто там стоит!
– Где? На углу? В белом свитере?!
Маша отвернулась, принявшись взглядом искать смуглого незнакомца. Тут подошла запыхавшаяся Роза Алексеевна с раскрасневшимся Суконкиным.
– Эллочка, а что вы Марии в бокал сыплете?
Маша увидела строго сдвинутые брови Тумановой. Та, оправдывая свою фамилию, начала представать перед ней как в тумане. Маша, чтобы удержать внимание, постаралась сосредоточиться и пересчитать коллектив. Раз – она, какая-то сонная, два – испуганная Эллочка, три – хмурый Суконкин, четыре – суровая Туманова, пять – сбежавший Телегин, шесть…
– А где Федоров?!
Федорова нашли под столом, он мирно спал богатырским сном, обнимая пустую бутылку из-под рома.
– Хорошо, что генеральный этого не видит, – вздохнула Роза Алексеевна и попросила Суконкина вытащить коллегу из-под стола. – Девушки, – она расправила брючины, как полы юбки, – закройте своими телами это непотребство! И все на выход.
– А как же новогодняя ночь? – возмутилась Эллочка. – Она только началась! И Боря сказал, что мы продолжим!
– Уже Боря?! Вот гад, – выдохнула Маша, тяжело поднимаясь со стула. – Я так и знала.
Ноги еле двигались, в голове шумело, а вся она хотела одного – спать. Едва удержалась, пока Суконкин вытаскивал Федорова, потом они вдвоем с Розой Алексеевной несли его из зала под одобрительные смешки многочисленных свидетелей. Роза Алексеевна держала Федорова за ноги, Суконкин за плечи, а Маша с Эллочкой прикрывали отход собой. И вдруг, возле самой двери, когда осталось ступить пару шагов в сумрак коридоров, Маша услышала со сцены нежную, лиричную песню о любви, исполняемую под аккомпанемент гитары. Пронзающий душу баритон лился ласково и нежно, вибрировал в ее сердце, заползая в его самые укромные уголки, оттуда устремлялся в мозг и ударял похлеще игристого вина. Маша обернулась. На сцене с гитарой в руках сидел смуглый незнакомец в белом свитере, пел и неотрывно смотрел на нее.
– Не может быть, – прошептала Маша, возвращаясь обратно к сцене.
Вблизи незнакомец