– Зефир кончился? – спросил Ефремов, заранее зная ответ: из оранжево-коричневой коробки он даже все крошки вылизал. – И что, и ни одной завалящей конфетки?..
В сумке у Ани нашлись барбариски, с которых с трудом отрывались фантики, но какие-никакие конфеты.
Чай пили в полной тишине, и скрип половиц услышали все. Дружно вздрогнули и переглянулись: звуки исходили из-за неприметной двери, закрытой намертво и, кажется, даже заколоченной для надежности огромными гвоздями. Дверь вела в дворцовые подвалы, в те самые, где были когда-то винные погреба.
Все трое прислушались к звукам за этой дверью. Сначала кто-то подошел с той стороны, пошуршал по поверхности в поисках ручки, нашел ее и подергал. Дверь даже не шевельнулась. И тогда шаги стали удаляться, где-то вдалеке гулко хлопнула дверь, будто кто-то вышел, и в то же мгновение по ногам пробежал мороз – волна холодного воздуха ударила по двери с той стороны.
– …Я чуть не завизжала в тот момент, но у меня сил не было, и во рту пересохло, – шепотом рассказывала Аня Илье. Она перебирала волосы у него на макушке – пропускала между пальцами короткий ежик, а он жмурился от удовольствия, как кот.
Как-то незаметно началась у них тайная взрослая жизнь, которая оглушила новизной ощущений. Страх, который они испытали ночью во дворце, сблизил их – Аня безоговорочно стала доверять Илье. А тут еще ее родители, которые лопухнулись, оставив дочку одну на целую неделю. Вот в эту самую неделю и началась эта самая взрослая жизнь, о которой оба они не имели ни малейшего представления.
Они тщательно скрывали новые отношения, но это было не так просто. У Ани весенней свежестью сияли глаза, а Илья стал рассеянным и, как он сам о себе говорил, «поглупел, как осел».
Незаметно пролетело время до конца года, и замаячили впереди каникулы, и от одного только слова «каникулы» ребятам становилось тоскливо. Илья должен был уехать домой, в Архангельск, и от этой мысли у Ани слезы на глаза наворачивались.
Не лучше настроение было и у курсанта Покровского. Он прогонял в голове сотни вариантов, но ни один не мог оправдать его неявку по месту жительства. Мама будет плакать, а батя просто выдерет ремнем – пока что еще может справляться с сынком таким варварским методом.
– Я только на пять дней уеду, – клялся Илья. – А ты привыкай! Ну а как ты собираешься стать женой моряка? Или зимовщика в Антарктиде?!
Он и в самом деле пробыл дома только неделю, а потом, нагородив родителям с три короба причин, купил билет на поезд и уехал в Ленинград, где его ждала Аня. Занятия в училище еще не начались, и Илья поселился в частном секторе у бабы Любы, которую хорошо знали все курсанты – не раз помогали ей по дому. У бабки было две коровы, и ей нужно было заготавливать сено, а сил собственных на это уже не хватало, и баба Люба просила курсантов поработать у нее в хозяйстве. Благодарила молоком и творогом. Курсанты хоть и не голодали, но от молока из-под коровки отказаться не могли и порой сами приходили к бабе Любе и спрашивали – не нужно ли что поделать, а поскольку «поделать»