Я приехал в Деревню поздней ночью и забрался под бочок к Наташе. В ответ послышалось сонное ворчание: мол, посмотри который час, имей совесть и вообще потерпи до завтра, когда у жены хотя бы будет соответствующее настроение. Видимо, мораторий чересчур затянулся. Что-то во мне надломилось. К счастью, не то, что я сначала подумал.
На следующее утро, не дожидаясь пробуждения жены, я улизнул из постели и, на скорую руку перекусив, отправился загорать на речку. Потом ко мне присоединилась остальная компания. С удовольствием повторюсь и про то, что был чудесный летний день, и про горячий желтый песочек, и про реку – чистую и прохладную. Ближе к вечеру, но еще в самую жару, я лежал на животе и смотрел, как Майя выходит из реки и бежит по песку к нам. Как она падает на ладони, счастливо перекатывается, золотистый песок прилипает к ее животу, коленям, икрам. Она подползает ко мне и блаженно замирает. При этом ее рука вдруг оказывается под моей ладонью. Я чувствую, как бьются ее жилки, как по венам струится кровь. Я повернул голову и посмотрел в ее синие глаза. Они были широко раскрыты и казались чуть—чуть пьяными. Я обнаружил, что рядом со мной лежит страстная юная женщина. Не просто желанная женщина – чрезвычайно близкое и родное существо. Она не убирала руки и бесконечно долго смотрела мне в глаза. Потом попросила:
– Серж, дай мне пожалуйста ягодку. – И приоткрыла губы.
Я выбрал самую крупную вишню и положил ей в рот. Она улыбнулась… Дальнейшее вспоминалось мне так, словно происходило в своего рода трансе. Все продолжалось как будто совершенно естественным порядком, но, словно в сновидении, приобретало совершенно иной смысл. Я так желал ее, что у меня отнимался язык и замирало сердце. Мы еще раз или два искупались, Александр доел вишни, Наташа собрала полотенца, Мама накинула махровый халат, наши старички двинулись к дому, а мы за ними. Потом мы ужинали на открытой веранде. Солнце садилось. Самовар слегка дымил. Потом, оставив на столе варенье и чай, начали