– Товарищи, – сказал он, – я всё-таки считаю, что нужно дать Гусеву шанс. Он у нас только второй день. Даже первый. Он не привык ещё к нашим порядкам. Пусть пообещает, что больше не будет устраивать драки, и будет вести себя хорошо.
А стоять Ромке было трудно. Мучила боль, хоть уже и несильная. Из-за этого он уже с трудом понимал, что говорил Вячеслав Дементьевич. Неожиданно Ромка снова услышал голос девочки с летучей повозки:
– Я же говорила тебе, чтобы ты восстановил энергию. Почему не восстанавливаешь?
– Как её восстановить? – тихо проговорил Ромка.
– Просто, – ответил голос. – Взял, и восстановил.
Потом прорезался шум за столом и голос Вячеслава Дементьевича:
– Да, теперь это непросто. Думать надо было раньше. Восстановить репутацию всегда труднее, чем её потерять. И вообще, стой спокойно. Провинившемуся положено стоять, а не вертеться из стороны в сторону?
– Стоять положено провинившемуся? – спросил Ромка.
– Да, провинившемуся, – повторил директор.
– Вот пусть тогда Марьин и стоит, а мне трудно стоять, потому что болит. Сил больше нет.
– А избивать Серёжу были силы?! – возмутилась Марина Ивановна. – А теперь притворяешься, что нет сил?!
– Я не притворяюсь, – ответил Ромка. – И вообще, делайте, что хотите. Я страх как устал. Что вам от меня нужно?
Снова видение. Под самым потолком зала пронеслась и исчезла знакомая летучая повозка. Сидели на ней уже двое. Вместе с девочкой там был светловолосый мальчишка примерно её же возраста. Что удивительно, у Ромки мгновенно прошла боль. Вячеслав Дементьевич отвечает Ромке:
– Нужно нам не так уж и много. Мы хотим, чтобы ты раскаялся в своём поступке и извинился перед Серёжей за драку и оскорбление.
– Не буду извиняться! – ответил Ромка. – Не за что мне извиняться! И раскаиваться не в чем! Это он пусть извиняется и раскаивается!
– Извинишься, – «обнадёжил» директор. Потом Марьину говорит:
– Серёжа, подойди сюда.
Марьин, который сидел в первом ряду, встал, подошёл и с надменной ухмылкой встал напротив Ромки. Ромке противно было даже смотреть на него.
– Ну. Давай, Гусев, извиняйся, – сказал Вячеслав Дементьевич.
– За что? – спросил Ромка.
– За фашиста, – с противной ухмылкой произнёс Марьин.
– А ты извинись за вора, за то, что утром ударил. А ещё за то, что было, когда мы закончили убираться.
Марьин усмехнулся, и говорит:
– Ты и есть вор.
Ромка ему:
– А ты и есть фашист. Если ещё хоть раз обзовёшь меня или полезешь драться, я тебя убью. Я смогу, я уже убивал фашистов.
Что тут началось! Поднялся такой крик и гам, что невозможно было разобрать, кто что кричит. Когда же, наконец, шум стих, директор сказал:
– Гусев, в наказание за сегодняшний проступок и за безобразное поведение на педсовете, проведёшь остаток дня