Маленький горожанин Лев не отрывался от книг из-за неуемной тяги к знаниям. Ему не хватало времени побольше узнать, запомнить. Только на каникулах в Яновке он позволял себе транжирить время, мог проскакать верхом на гнедом жеребце до Бобринца, покрасоваться на улицах в назначенных одесским окулистом очках, грамотным, отличником, да еще и лихим наездником, и гордо вернуться домой.
Когда со времен гражданской войны Троцкий превратился в страстного охотника и рыболова, яновская закалка помогала ему в многодневных походах. Школьником Лев уже ходил с отцом в поле на уборку озимой пшеницы, в кожаном поясе с медной бляхой и картузе с желтым сверкающим на солнце гербом. Отец брал у старшего косаря Архипа косу попробовать, «яка озима солома». Косит справно, режет низко-низко, ровно-ровно бреет. Лев замечал, как по-разному наблюдали работники за хозяином. Архип явно одобрительно, некоторые холодно, мол, хорошо ему свое для показу косить. Школьник помогал отцу со счетоводством, вел учет выданных работникам продуктов и денег. Обманов никто не допускал, но отец неизменно жестче сына толковал условия найма. Сын его сторону не принимал, бывало, ссорился и уходил из дому с книгой. Ему был чужд инстинкт приобретательства. От мелкобуржуазного жизненного уклада Яновки он отчалил резким толчком на всю жизнь. А суета торговой, разноплеменной, пестрой, крикливой Одессы навсегда останется в памяти у Льва как годы возмужания, освоения науки мыслить: «Мальчик не был лишен самокритики. Он был даже скорее придирчив к себе… Мысль о том, что нужно стать лучше, выше, начитаннее, все чаще щемила у него в груди. Он думал о назначении человека вообще и о своем в особенности».
Вторая жена Троцкого Н. И. Седова (1882–1962) познакомилась с ним в Париже, где она, местный старожил, помогала обустроиться эмигранту. Первое ее желание