Обычная же подработка – разгрузка вагонов. Я, несмотря на худобу, работал на самых трудных участках – наверху. Дневная норма на одного человека – около двадцати тонн… И не сказать, чтобы я сильно от этого уставал, были ещё силы и на волейбол, и на другие занятия.
* * *
После защиты диплома я вернулся в Серпухов и испытал разочарование: здесь меня никто не знал, начинать с нуля было очень сложно.
На хлопчатобумажном комбинате, куда я устроился, мне не понравилось. Пришёл я туда в кожаном импортном плаще, во французском костюме, в ботинках фирмы «Саламандра». Крутой, одним словом. Вот из-за крутости шиш и получил. А один мой знакомый сделал так: учёл поправку на провинциальный менталитет, женскую сентиментальность и нарядился так, как на паперти не наряжаются. В результате ему выдали двухкомнатную квартиру, мне – ничего. В отделе кадров ХБК меня известили, что работать я буду сменным мастером. Но мне, как молодому специалисту и сменному мастеру, полагалась комната в коммунальной квартире.
Это было очень сложное для меня время. В Костроме я свободно открывал двери очень многих кабинетов и мог решить для себя почти любой вопрос. Здесь же все мои начинания никого не интересовали. Я и мелкого-то дела не мог организовать… И это причиняло почти физическую боль. Наступили чёрные дни. Я не понимал, как люди могут веселиться, когда жизнь так ужасна. Ткачихи, наверное, считали меня слегка больным на голову. Я мало обращал на них внимания как на женщин, в любую свободную минуту читал «Коммерсантъ-Daily», изучал английский язык – словом, никак не подходил под их определения нормального мужика. А всё было очень просто: я грезил о серьёзной работе. Мне хотелось большой должности и лучших бытовых условий.
И ведь я мог эти условия получить. Вот только