Вот цена прихода ключевых правозащитников. Тюремщики сидят рядом с нами, поддакивают, слушают про нарушения со стороны тюрьмы, обещают исправить, а как только провожают гостей, на пустом месте дают два выговора и карцер. Председатель СПЧ Федотов, генерал ФСИН Мороз, председатель ОНК Горшенин приходили ко мне буквально за два дня до применения репрессий. Ответственно заявляю, что такого арестанта, как я, в Москве сейчас больше нет – ни к кому не применяется столько наказаний, пыток, избиений, никто не меняет по семь изоляторов за 11 месяцев пребывания под стражей. Мне поставили три полоски в дело – склонен к побегу, нападению, суициду, членовредительству, сделали около 15 выговоров и 7—8 карцеров, устроили пресс-хату в «Лефортово», когда специально подсадили к профессиональному бойцу-тяжеловесу Кодирову, чтобы тот ночью напал на меня с заточкой. Двадцать тюремщиков в «Кремлёвском централе» в касках, с резиновыми дубинками и электрошокерами жестоко избили меня. В Басманном суде порвали наручниками запястья в кровь, а в коридоре суда распыляли перцовый газ. Лишили свиданий и телефонных звонков, заблокировали переписку. Адвокатов генпрокурор Чайка требует отстранить в министерстве юстиции. Защитникам не дают проносить ничего по делу, обыскивая перед каждой встречей по два часа. У меня индивидуальный конвой с индивидуальным автозаком, чтобы исключить общение с другими арестантами. Уже думал, что больше никаких репрессий в их арсенале не осталось, но я ошибался.
Меня всегда сопровождали три сотрудника, хотя с остальными заключёнными всё наоборот: один тюремщик водит иногда и по 20 арестантов, а так – 4—5 в среднем. Когда я сижу с адвокатом или в клетке суда на ВКС, то рядом сидят трое дежурных, снимают на свои видеорегистраторы мои малейшие действия. Теперь вот мне добавили ещё и спецназ ФСИН, в чёрной экипировке, с большим набором спецсредств. Эти высокие накачанные ребята живут в двух соседних камерах – 726-й и 728-й, а я – в 727-й. Они непрерывно следят за монитором, и все мои передвижения возможны только в их присутствии. Рядом сидит серийный киллер, убивший 40 человек, но его не охраняют.
* * *
Помимо страшных новостей, произошло и очень много радостных событий. Узнал об освобождении людей, к чему считаю себя сопричастным. Гейлен Грандстафф, американец, мой ровесник, качок, удивительно добрый, творческий человек, – на свободе. Я, наверное, радовался больше, чем он сам или его русская жена. Он был настолько мил и совершенно не приспособлен к нашей суровой действительности: рисовал мишек, увлекался выращиванием фиалок… Представительница Фемиды Солнцевского суда вернула в прокуратуру уголовное дело, усмотрев там множество нарушений, и освободила Гейлена в зале суда. Такого развития событий никто не ожидал. Грандстафф сказал очень много тёплых слов обо мне в интервью одной из газет: «Я не встречал в тюрьмах России человека, подобного Шестуну, который беспокоится