– Я Вам и слова не скажу без адвоката.
– Не смешите меня. Мы не на суде, обвинения Вам никто не предъявляет, пока… Это не более, чем светская беседа в неформальной обстановке.
– Ваш сотрудник вырубил нас транквилизатором, он угрожал нам силовым воздействием. И это все под эгидой ООН. Да Вы знаете, что я могу с Вами сделать? Завтра же здесь будут ребята из CNN, Times и других авторитетных СМИ, Вас уничтожат, понимаете?
– По-моему, сейчас Вы угрожаете мне. Я пытаюсь понять, насколько Вы адекватно мыслите. Пока кроме истерии я от Вас ничего не слышу.
– Где мой оператор? Что Вы с ним сделали?
– Он будет возвращен.
– Что это значит?
– Вы скоро узнаете.
– Где мое оборудование? Где фургон?
– Вам все вернут, но без записей.
– Ха-ха, все отправлялось сразу в эфир. Вы облажались.
– Не думаю. Ваш материал был изъят из эфира прямо во время выпуска новостей.
– Что? У нас тут авторитарное общество? Как у Оруэлла в «1984»?
– Не совсем. Знаете, меня утомляет оправдываться перед Вами.
– Что Ваши люди делают в таких случаях? Стирают память? Делают лоботомию? А, может, вообще пускают в расход?
– Господи… как с Вами разговаривать?
– Никак. Верните мне оператора и оборудование. Сделайте мне кофе и отпустите нас.
– Пока из всех Ваших требований я могу только решить вопрос с кофе.
– Уже что-то.
– Вот, возьмите. Латте, как Вы и любите. Думаю, пока Вы пьете его, я могу Вам кое-что разъяснить.
– Сделайте усилие, пожалуйста.
– Я изучил Ваше досье. Знаете, Ваш стиль подачи информации, Ваше стремление к правде для спасения человечества – это как раз те качества, которые нам нужны.
– Прошу прощения, Вы вербуете меня в свою банду мальчиков по вызову?
– Да, вербую.
– Это будет…
– Дорого стоить, я знаю. Мы готовы платить Вам втрое больше, чем Вы получаете на должности спецкора на своем канале.
– Знаете, журналисты – представители второй древнейшей, но у всех есть принципы. Я не продаюсь.
– Странно, но я вижу, что Вы задумались.
– Что еще Вы видите?
– Я вижу, что Вам еще нет 40. У Вас нет детей и не может их быть после неудачного аборта, сделанного в молодости. Вижу, что у Вашего оператора были проблемы с наркотиками. Вы подобрали его на улице и сделали из него человека, отучили курить травку и колоться, помогли ему с работой и семьей, но сами при этом несчастны. Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите опубликовать мемуары о своих злоключениях во время семидневного вторжения, но боитесь цензуры и боитесь, что все это слишком свежо в памяти людей. Вы думали так 10 лет назад и думаете так до сих пор.
– Откуда вы знаете о мемуарах?
– Мне положено все знать. Я даже знаю код от сейфа в Вашем офисе, где лежат рукописи. Знаю героев всего этого действа. Знаю всю Вашу историю – от магазина до подводной лодки. Я даже знаю, что их настоящий автор не Вы, а тот парень, что был совладельцем