Понимая, что выговориться ей необходимо намного больше, нежели выспаться, она выдохнула и, собравшись с духом, начала свой рассказ.
***
Голова после вечернего запоя и выпитого целебного настоя от Энди всё ещё гудела и, вылезая из такси, Натали мысленно ругала себя за то, что поддалась пагубной привычке, за которую в её семье, если бы это было возможно, приговаривали бы к расстрелу. Элеонор Хейворт терпеть не могла алкоголь, а особенно, когда им настолько слабовольно злоупотребляли. И, если бы она узнала, чем занималась её единственная дочь, тут же забрала бы её домой, не позволив даже словом возразить в ответ, и посадила бы под домашний арест до конца её жизни, которая в одночасье стала бы мучительно скучной и настолько же никчемной.
Расплатившись с водителем, Натали вошла в здание, прошла по такому уже знакомому ей холлу, а затем остановилась возле лифта и нажала кнопку вызова.
Ночью, после разговора с Энди, она приняла решение. Возможно, неправильное, но однозначно сводящее на нет все её проблемы и избавившее от необходимости заказывать самой себе похоронный марш. Подруга поддержала её, и это стало той самой каплей храбрости, которая была ей так нужна.
Войдя в раскрывшиеся двери лифта, вчера более или менее разобравшись с замысловатым механизмом, Натали отправила его на нужный этаж.
Так и не найдя подходящего объяснения для мамы – а они с Энди за эту весьма долгую ночь перебрали чертову тучу вариантов – подругами было постановлено данную информацию просто-напросто скрыть. «Меньше знаешь, крепче спишь», – гласит одна весьма мудрая поговорка, и Натали решила, что та как нельзя кстати подходит к её ситуации. Если Элеонор Хейворт не будет знать о предложении о стажировке от «Трифолиума», которое поступило её дочери, то и новость о её уходе станет для неё абсолютно бесполезной и совершенно ненужной информацией, а значит, решится и вопрос с похоронами.
Всё ещё пребывая где-то в мире своих отягчающих мыслей, Натали совсем не заметила, как подошла к кабинету. Машинально отжав ручку двери и, толкнув её, она переступила порог.
Томный, едва ли сдержанный, но всё-таки приглушенный стон окутал сознание, вынуждая Натали безотчетно поднять глаза. Блондинка с длинными вьющимися волосами и с не менее длинными – жаль, что не вьющимися – ногами сидела на рабочем столе Брендона Макгила, пока он сам, возвышаясь над ней, зарывался лицом где-то между её силиконовых грудей. Почему силиконовых? Да у таких «вечно ахающих» блондинок они просто не могли