Весь день мы с профессором Коловратом тупо просидели во дворе. Вернее, я сидел, не зная, куда себя деть. А профессиональный историк работал. Он ничего не записывал. На исследуемую территорию нельзя внести ни одной лишней нитки. Приходилось запоминать. Мне однажды рассказывали, как на слете питерских «викингов» парень пошел отлить в ближайшие кусты. Справляя нужду, переодетый скандинавом человек начал понимать, что куда-то проваливается. Оказалось, что он в темноте зашел на какой-то болотный топляк, и сейчас медленно, но верно погружается с ним на дно. И едва он это понял, тут же начал доставать и отбрасывать от себя подальше современные предметы: стеклянную бутылку, между прочим, с недопитым пивом! Очки, мобильный телефон. Он просто не хотел, чтобы возле найденного археологами трупа, обнаружились не свойственные эпохе объекты материальной культуры.
В лесу, возле оврага, где в одном из склонов тщательно запрятан реактор, есть схрон. Там лежат инструменты и кое-какие материалы, на случай поломки. Из тех, которых ещё нету в мире. Находятся они в герметичной капсуле вместе с микропаяльником, лазерным резаком, какими-то схемами для инженеров, несколькими уже собранными платами. А рядом всегда есть записка на нескольких языках. Историки заботятся о будущем. О себе они думают куда меньше. В схроне есть пара банок консервов, которые можно открыть без ножа. На всякий случай нож, сухие носки. Но этого пакета с «удобствами» может не быть. В голодном Екатеринбурге сейчас нет возможности обновить продовольственный запас. А из современного города мы с собой ничего не привезли, торопились.
Уже стемнело, когда нас позвали ночевать в дом напротив. В караульном помещении все были русские. Коловрат немедленно пустился в какие-то долгие переговоры. Отвечали ему охотно. Все устали, всем хотелось излить душу. Я же места себе не находил. Нас накормили жидким супом, и дали по куску такого сухого хлеба, что он казался сделанным из опилок. Но за весь день я ни разу не видел, чтобы приговоренным отнесли хотя бы краюху такого же сухого, ужасного хлеба. Вся их еда сегодня состояла из каких-то монастырских запасов, уместившихся в одной небольшой корзине. А ведь в доме содержат двенадцать человек! Осторожно спрятав свой «ужин» за пазуху, я выскользнул за ворота, и направился к бывшим купеческим хоромам. Моего побега никто не заметил. В доме Ипатьева горел тусклый свет в тех трех окнах, которые не были забиты досками. Во дворе же было темно, хоть глаз выколи. Ближайшие несколько фонарей оказались разбиты. Возможно, специально. За ворота я прошел без особых затруднений, предложив стоявшему на