Харьков в годы Великой Отечественной войны. Город и война. Коллектив авторов

его умонастроении и начинаю агитацию. Я говорю, что расклеенные плакаты об «освобождении», о борьбе с большевизмом – брехня, что немцам нужна земля, рынки сбыта, что хотя нам и было трудно, но посмотрите, что мы за 10 лет построили…

      – Да, да, – прерывает он меня, – взять хотя бы Харьков.

      – Вот видите, – говорю. – Победа будет за нами. Большевики – единственная сила, которая спасает сейчас национальную и экономическую независимость страны.

      Он слушает с большим вниманием.

      – Вот, идите и рассказывайте другим, – говорю.

      И мы расстались, ибо подошли другие и сели.

      30.VII.42. Слухи о создании Гитлером миллионной армии из русских военнопленных для борьбы с Советским Союзом. Очевидно, это правда. Сегодня по Сумской промаршировали 200–300 человек из этой армии. Красноармейские шинели, пилотки… Готовится белогвардейская армия…198

      Трамвайное движение с 29-го немцы прекратили.

      В городе тиф – сыпняк и брюшняк. В январе было 4 случая заболевания сыпняком, в феврале – 12, марте – 9, апреле – 33, мае – 67, июне – 108, за три недели июля – 99.

      Приспособленец Коб-кий все каркает о безнадежном положении большевиков.

      – Не пророчьте, – говорю я. – Взятие Ростова и других городов еще не решает исход борьбы. Нет лучшей формы власти, как советская.

      – Что вы, что вы, а сталинский террор!.. И начал.

      – А писали вы что?

      – Терроризировали, вот и писал.

      – Ничего не заставляли писать. Уж вы-то ничем не пострадали…

      Он сердится, и мы расходимся. Двурушник и приспособленец…

      31.VII.42. 8 утра. Иду на работу. В начале Пушкинской гонят партию в 40–50 человек пленных. Видимо, на работу. Конвой из украинской полиции. Немцы такие функции передоверили сейчас изменникам из наших.