Едем на оливкового цвета ЗИЛ – ах, трясемся, как трясогузки на деревянных лавочках, но пытаемся дремать. У кого это получается лучше, он засыпает и падает с лавки или заваливается на товарища. В каждой машине едет взвод поломанных манекенов. На ухабе сильно бьюсь головой об кунг, вскочила шишка величиной с голубиное яйцо, отчаянно матерюсь и тру ушибленное место.
Поступает команда: «К машинам!». Откидываем борт и вяло выползаем на свет Божий. Свинцовое небо, над бескрайними полями летают вороны и каркают, как будто надвигается конец света.
– Сейчас с нас все соки выжмут, включая желудочный, – тихо говорит Черников Юра, небольшого роста хрупкий блондин, пиная комок грязи.
– Потом выпьют кровь, убьют и съедят местные крестьяне, – отвечаю я и смотрю по сторонам. Вспоминаю песню из кинофильма «Приключения неуловимых»:
«Поле, русское поле…
Не сравнятся с тобой ни леса, ни моря.
Ты со мной, моё поле,
Студит ветер висок.
Здесь Отчизна моя, и скажу, не тая:
– Здравствуй, русское поле,
Я твой тонкий колосок».
Работников совхоза на поле не видно, одни серые шинели. Сержанты расставляют личный состав по длинным бороздам и раздают грязные ведра. Картошку убирать я умел или думал, что умею. Каждый год собирал ее у бабушки в деревне и у родителей на даче. Но после первых двух часов работы в поле я понял, чем отличается промышленная уборка от работы на собственном поле.
На горизонте неожиданно поднялась огромная волна белого тумана, заклубилась, забурлила и с невероятной скоростью двинулась к нам, как будто защищая картошку от незваных гостей. Клубы тумана вздымались, закручиваясь узлами, падали вниз, расплескиваясь по полю. Все замерли, наблюдая за необычной картиной. Туман ушел так же внезапно, как и появился, мы опять загремели ведрами.
Вы собирали картошку в шинели, сапогах и плащ-палатке? Это зрелище – помесь бульдога с черепахой, взрыв на макаронной фабрике. Куча грязных курсантов, подобрав полы шинели, ползают по жирной земле и собирают в ведра картошку, потом – в мешок. Картошка – ведро – мешок – картошка – ведро – мешок. Кажется, это нескончаемый замкнутый круг. Спина деревянная, ноги ватные, казалось, наступил колхозный ад. Я проклял себя, родное училище и местных жителей, но полз по грядке, выполняя ненавистную работу.
Стоящий на должности ротного фотографа время от времени фиксирует эту экзекуцию, что позволяет мне слегка отвлечься от однообразного выматывающего труда. Обед. Привезли полевую кухню, жуем невкусный харч, под дождем, 20 минут перерыв – и опять в позу черепахи.
– Блин, я ненавижу эту картошку! – шепчет стоящий на соседней грядке курсант Саша Бойков. Саша похож своими кудряшками и преисполненной