Лённрот кивает:
– Дневники, записи, выписки. Молескины, исписанные зелеными чернилами. Маргиналии на полях «Над пропастью во ржи». Знаете, Иосиф Сталин обожал делать записи на полях. Его заметки в книге Нечаева – историческое открытие, которое ученые постыдно игнорируют. Да, ее дневники. Ее мысли. Записи, которые, если собрать их вместе, могут показать охват ее сознания. Знаете, где они?
– А вы?
– Очень хотелось бы. А вам бы лучше очень хотеть принести их мне.
– Почему это?
Широкие темные глаза смотрят прямо на нее с искренней заботой.
– О, потому что они опасны, инспектор. Крайне опасны для всего, что вы… Хм. Давайте скажем просто, что они опасны, и всё. Но я могу развеять эту угрозу. Я ведь вами восхищаюсь. «Ограбление Картье» – блестящая работа. Жаль, конечно, что с Ваксой не получилось, но искусство определяется своими недостатками.
Лённрот замолкает. Длинные пальцы поправляют рамку на каминной полке: грубый деревянный квадрат, обрамляющий портрет нарочито привлекательной женщины в очках по моде ХХ века, которая гордо стоит перед огромной стопкой чего-то, похожего на старинные перфокарты.
– Знаете, – шепчет Лённрот, – годами меня не покидала уверенность, что она играет Злую Ведьму. А теперь она здесь, в этом доме, смотрит на меня из своей рамки. Или это я смотрю на нее из своей?
Я вижу свои мысли на экране.
– Чем именно опасны? – спрашивает Нейт.
Неприятно гладкий лоб морщится, и инспектор понимает, что Лённрот хмурится.
– Не могу сказать наверняка. Нужно было закончить «для всего, что вы любите». Прошу прощения за неточность. Четкие формулировки могут ускорить наступление того самого кризиса, которого я всеми силами хочу избежать, прежде чем пойму, чем он разрешится. Итак: давайте лучше сойдемся на «опасны», и дело с концом. Не стоит сентиментальничать – это некрасиво. Кстати, вы не ответили на мой вопрос.
– Да, – соглашается Нейт. – Не ответила.
Лённрот сухо кивает. Инспектор проводит рукой по лицу, вручную делает снимок очками: Лённрот и портрет в деревянной рамке. Этот человек, этот предмет, эти отпечатки. Это место. Это время. Цепочка улик, связывающих неподнадзорный дом с миром, где все должным образом документируется. Ей и в голову не приходило, как страшно столкнуться с кем-то вне поля зрения Свидетеля. Что-то вроде свободного падения: пропадают кардинальные направления и теряются стороны света.
Белозубая улыбка становится шире.
– Нет, правда, вы просто великолепны, – говорит Лённрот. – Мне повернуться и подставить вам свою лучшую сторону?
Но длинное тело сгибается и опускается в высокое кресло красного дерева, бледные пальцы охватывают лица Дионисов, вырезанных на подлокотниках.
Нейт пожимает плечами и садится напротив, по другую сторону такого же столика.
– Что вы знаете о Диане Хантер?
– Она ясно видела вещи и не поддавалась заблуждениям. Умела