– Не может быть гнева на тех, к кому благоволит Святовит, – возразил Бела. – Витязи, – обратился он к Добрыне и Освальду, – займите места за столом, и чтобы вам не было скучно, я призову для беседы с вами начальников Святовитовых дружин, ты же, Владимир, сядь около меня, и когда утолишь свой голод и жажду, мы будем говорить с тобой обо всем, что тебе по душе.
Бела громко хлопнул в ладоши. Двое молодых жрецов, явившихся как из-под земли, установили несколько ниже его трона небольшой столик со всевозможными яствами. Яства, но в большем количестве, появились и на главном столе. Пока подавали их, зал наполнялся воинами-жрецами. Все эти люди были с виду могучи, красивы. Стариков между ними не было, даже пожилых виднелось очень немного. Подходя к столу, они кланялись в пояс Добрыне и Освальду и только после этого занимали свои места. Добрыня Малкович отвечал им степенным поклоном, а сам все старался подобраться к краю стола. Старому витязю хотелось быть поближе к племяннику, и он преуспел в этом. Уловку его не заметил даже Бела, все свое внимание обративший на Владимира, и наконец Добрыня ухитрился пристроиться за столом так, что ему было слышно каждое слово из разговора племянника с арконским жрецом.
По знаку Белы начался пир. Все вставали со своих мест и низким, поясным поклоном приветствовали жреца. В этот момент раздались тихие, приглушенные далью звуки рогов, к которым скоро присоединились невидимые лютни, где-то послышалось согласное красивое пение скрытого от глаз пирующих хора. Все же за столом молчали, даже не слышно было звона кубков.
– Клянусь Перуном, Одином, самим Святовитом, наконец, – воскликнул Владимир, – мне это пение нравится более, чем то, которое я слышал по дороге сюда!
– Что ты хочешь сказать, дитя? – ласково спросил Бела, взглядывая на славянского князя.
– Твой Нонне зачем-то привел нас туда, где мучаются христиане.
– Да-а! – протяжно произнес жрец. – И что же?
– Я подумал, что нехорошо очутиться на их месте!
– Еще бы! – усмехнулся старец.
– Но за что они так мучаются?
– Ты хочешь это знать?
– Да! Нонне что-то такое говорил мне. Будто они враги Святовита, и их муки доставляют ему удовольствие. Может ли это быть? Я видел этих людей. Они кротки, в особенности их жрецы, толкуют о какой-то любви и неохотно берутся за меч. За что же страдают они? Я понимаю битву. Это другое дело. Тогда есть сладость борьбы, а за ней и счастье победы. Полна наслаждения удовлетворенная месть. Но что сладкого в том, чтобы пленить людей и терзать их тело?
Владимир и не замечал, что по мере того, как текла его речь, хмурился арконский жрец.
– Ты очень молод, сын мой, – вымолвил, прерывая его, Бела, – и многое в жизни действительно непонятно тебе. Нет у Святовита, у Перуна, у Сварога, Одина врагов земных более сильных, чем христиане. Всюду, где ни появляются они, рассеивается слава богов, которым поклонялись целые поколения наших предков. Христиане возвещают новую жизнь, а