Женщины не ушли от нас и на пятый день. А на шестой вечером привели (и где они только их нашли здесь) двух пожилых забулдыг, и пропьянствовали с ними всю ночь. Утром, собираясь заступать на вахту, дядя Леша обнаружил, что продукты, выданные нам на две недели, кончились, выругался и в сердцах накричал на меня:
– Довольно! Сегодня же прогони их отсюдова!
Оставшись без завтрака, я на женщин рассердился тоже. Но прогонять сразу не стал, а решил с утра съездить на мотоцикле в город и на свои деньги подкупить продуктов: чаю, сахару, хлеба. Вернувшись, стал караулить, когда кто из женщин выйдет из вагончика. Ждал довольно долго. Видимо, все они отсыпались после ночной пьянки. Только где-то в четвертом часу, наконец, вышла длинная и то, возможно, по нужде, потому как была сонная и опухшая. Но я, тем не менее, её окликнул и, чувствуя себя неловко и в то же время, сильно возмущаясь и волнуясь, выговорил ей, что продукты у нас кончились. И что, мол, пора им честь знать, так как договаривались мы с бригадиром пустить их пожить у нас всего на два дня…
Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и с похмелья непосредственно и запанибратски держась за низ живота, длинная слушала меня рассеянно. Но когда поняла, что я от неё хочу, пренебрежительно хмыкнула, задумчиво пошевелила губами и, обдав тяжелым неженским перегаром, перебила:
– Ладно, глуши. Завтра все уйдем.
5
Услышав от неё такое конкретное обещание, я отступился. Хотя и не почувствовал себя удовлетворенным, не поверив в то, что они уйдут завтра, потому как уходить им было некуда. Живя у нас, они так и не нашли, да и, похоже, не искали себе работу, где могли бы на первых порах устроиться жить в общежитии. Да и испортившаяся в последние дни погода не благоприятствовала уходу: то был долгий дождь, то ветер. А за последнюю ночь похолодало так, что замерзла вода в умывальнике во дворе у летнего обеденного стола…
Однако утром, проснувшись и первым делом почему-то выглянув в окно, я увидел всех: детей и женщин – молчаливо толпящимися между вагончиками под навесом. Одежда на них была та же, в которой они пришли к нам, то есть по-летнему легкой, а потому не защищала от холода. Длинная, хмурая и сосредоточенная, прогнувшись в плоской спине, держала ладони подмышками и слегка пританцовывала. Та, которая мать, тесно прижимала к себе обеими руками, покрытыми пупырышками, сжавшуюся у неё на груди девочку с отрешенным выражением лица, грея её о себя и греясь об неё сама. Мальчик, в коротких брючках и рубашке без