«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть VI. Годы жизни в Белоруссии (1916-1923). Василий Алексеевич Игнатьев

как и пушкинской Марии Кочубей72, женихов, претендентов на её руку, было много, но она упорно выбирала, и, наконец, пришёл тот, о котором она, как Татьяна Ларина73, сказала: «Вот он!» Был он, во-первых, из «наших», как коротко евреи называли представителей своей национальности, а, во-вторых, и это было главным, занимал хорошее общественное положение – был военный врач. Сыграли свадьбу, и, наконец, красавица, «определилась», но тут произошло нечто похожее на описание свадьбы у Руслана и Людмилы по Пушкину, с тем различием, что там была похищена невеста, а здесь – жених. Кто-то пронюхал, может быть, в порыве ревности, что наречённый муженёк Рахили вовсе не врач и не военный, а некая разновидность Ивана Александровича Хлестакова74, но в национальности не ошиблись. «Его» посадили в тюрьму. Сколько шуму было из-за этого в городе! Гадали: как «он» смог «разыграть» врача да ещё военного? Как он делал операции и прочее? А вот, оказалось, смог, да ещё и красавицу такую «обольстил». Видно правильно говорится, что люди в погоне за удачей и счастьем иногда «теряют голову» и попадают впросак.

      Преступление земского начальника Катранова, или проделки «пиковой дамы».

      Уже сколько раз твердили миру, что … карты не доводят до добра. П. И. Чайковский так ярко доказал это в своей опере «Пиковая дама», но люди всегда люди: «запретный плод им подавай, а без него им рай не в рай». Составилась кампания картёжных игроков из «отцов» города, в которую входили следователь Хвалебнов, земский начальник Катранов, акцизный чиновник Киркевич и кто-то из прокуратуры и суда. Играли, играли, и Катранов признался, что он проиграл не «свои» деньги, а казённые. Решение последовало немедленно: его посадили за решётку: не играй со следователями и судейскими!

      «Хождение по мукам»

      [Жизнь в доме еврейской семьи Эпштейн]

      Когда мы в конце августа 1916 г. направлялись из Парич в Слуцк, то никак не думали, что нас в нём ожидает такое пёстрое и изменчивое будущее, которое составило содержание нашей жизни в нём, в Слуцке. Получилась своеобразная «Одиссея», в которой было, однако, то положительным, что нам удалось за семь лет жизни в Слуцке многое узнать, что при других условиях не пришлось бы узнать.

      Мы прибыли в город, когда была слякоть: плакало небо, в городе была грязь, но при этом движение не замирало: это диктовала близость города к фронту. Первым пунктом в городе были «номера» Некрича. Нет, странствовавший по России Чичиков75 не смог бы увидеть то, что предстало перед нашими глазами. Грязь, отвратительная грязь, которую можно разве представить по библейскому выражению: «и возвратился пёс на свою блевотину».76 С трудом промучились ночь. Наутро хозяин охотно вошёл в наше «положение» и помог устроиться в соседях, в еврейской семье Эпштейн, о чём те, очевидно, просили. Нам отвели изолированную комнату с отдельным входом. Это было не плохо, но комната оказалась сыроватой, а топка была на стороне хозяев.