А город был сожжён дотла,
И ветер в трубах голосил.
Окутала седая мгла,
И плакать не было уж сил.
Сжигали заживо людей…
Их крики ветер разносил…
За что же ангельских детей,
Фашист проклятый, ты убил?
Зачем пришёл на нашу землю?
Умыться кровушкой детей
И материнскою слезою
Войной убитых сыновей?
Да будь ты проклята, война!
Убиты миллионы жизней,
Фашизм изгнали навсегда,
И мы верны родной отчизне.
И пусть спокойно спят солдаты
В могилах братских без имён,
Проходят мирные парады,
И памяти огонь зажжён.
Штрафбат
Хранится правда о войне
В не рассекреченных архивах,
А правду знать страшней вдвойне,
От правды кровь застынет в жилах.
Солдаты – пушечное мясо
Бросали в смерти котлован,
А на войне везде опасно,
Кто не убит, как выжить там.
От смерти нет, не закрывались,
Бросались в рукопашный бой,
С родными мысленно прощались.
Шёл батальон вперёд штрафной.
Приказ один – искупишь кровью,
Второго шанса не дано,
И слушают с такою болью,
Лежит на них врага клеймо.
Оклеветали так солдата,
И веры больше нет ему.
НКВД – такая плата,
И брошен будешь ты в тюрьму.
Но есть приказ, вперёд и с боем
Взять до полудня высоту,
А в спину штык, и под конвоем
Готов ты искупить вину.
Ползёт солдат по трупам к смерти,
Под шквалом сильного огня,
Он доползёт до нужной цели,
Возьмёт огонь весь на себя.
Погибнет много в том бою,
Солдат останется лишь рота,
Он искупил свою вину,
И телом закрыл жерло дота.
В могиле похоронен братской,
Лежит за Правду, рядом Ложь.
Склонился куст рябины красной,
И слёзы льёт прощально дождь.
И залпы мирного салюта
Он не услышит никогда,
И только матери молитва
Тревожит Бога небеса.
Почтальон войны
Некрасова Устинья Михайловна,
жительница д. Чернятка Лесного района Калининской области,
получила три похоронки на сыновей.
Хозяйкой в дом вошла война,
И разгорелся огонь смерти,
И вдовьих слёз полны глаза,
Ведь на войне погибли дети.
А у неё их было трое —
Красивых статных сыновей,
И вот осталось только двое,
И волос снега стал белей.
Шли письма с фронта очень долго…
Она надеждою жила,
На сердце матери тревожно,
Войну проклятую кляла.
А почтальон, почти старик,
Глаза