– Сходи попроси у мамы две копейки, – говорит голос сверху.
– Сейчас, – отвечаю я и бросаюсь к двери.
В дверях чуть не налетаю на того самого Серёгу. Я его чуть не сбиваю с ног – у него одна нога покороче и слабая, и ему неудобно ходить. Он меня отталкивает, и я бочком проскакиваю мимо него на улицу.
А на улице, на солнышке, я сразу понимаю – никаких мне двух копеек не будет. И пряников, значит, не будет. Я улизнул от обеда – какие уж тут две копейки! Даже если я добуду маме мёда из пчёл, всё равно не будет.
Я вытаскиваю из кармана ломоть хлеба, который остался у меня от завтрака, сажусь на опрокинутый ящик в тени и ем. Серёга уже выходит раскачиваясь. У него большущая кепка со сломанным козырьком, одна щека оттопырилась – там заложен кусок сахару, я знаю. Сейчас он будет закуривать.
Серёга правда закуривает папиросу, соскакивает на од-ной ноге с низкого крылечка и поворачивается ко мне.
Он глядит на меня, а я на него. Я гляжу, как он сосёт сахар и курит. Я ему чуть-чуть завидую – из-за сахара. Я тоже мог бы сосать сахар и есть хлеб. Получилось бы, как будто я ем пряник.
– Чего вылупился? – угрюмо спрашивает Серёга.
Он всегда угрюмый. Я однажды видел, как он курил сразу две папиросы. Сунул их в уголки рта и дымит. И сурово смо¬трит по сторонам – не смеются ли?
– Ты зачем тогда голубям глаза вытыкал и с церкви бросал? – говорю я.
– А мне ндравится, – мрачно хрипит Серёга. – А те какое дело?
А сам сосёт сахар и дымит.
Я прячу хлебную корку в карман – после доем, – слезаю с ящика и отхожу шагов на десять. С Серёгой лучше разговаривать издали.
– Ты живодёр, – говорю я.
– Чего? – грозно произносит Серёга и немного оседает на кривую ногу, изготовляясь к прыжку.
– Живодёр, – повторяю я.
Тут я потихоньку пячусь, потому что Серёга резко сдвигает брови.
Хотя догнать меня он всё равно не сможет.
Но Серёга вдруг перестаёт хмуриться и подтягивает слабую ногу. Папиросу вынимает изо рта. И даже будто улыбается.
– Хошь, на пряник дам? – почти уже ласково спрашивает он.
– Мне отец даст.
– Когда те он ещё даст, а я – вот! – И Серёга, улыбаясь, показывает медную денежку, на которую можно купить пряник, а то и два.
Пока я размышляю, как быть, Серёга неожиданно в два маха подскакивает ко мне и больно хватает за плечо.
– Попался! – злорадно смеётся он. – Я те сейчас покажу живодёра, я тя, шкет, зелёная труба, сейчас тоже сброшу с колокольни.
– Эй! – кричит кто-то. – А ну, пусти парня!
– Сейчас, дяденька, пущу, – ухмыляется Серёга и тащит меня, ухватив за ухо, к церкви.
– Пусти, живодёр, подкулачник! – чуть не плачу я, с ужасом представляя себе, как Серёга будет сбрасывать меня с колокольни.
Серёга даёт мне подзатыльник, и тут – тут вновь происходит чудо.
Чья-то длинная рука цепляет Серёгу за шиворот и встряхивает.