Вкус времени – III. А.Ча.гин

скромные возможности исчерпаны? Способен ли и вправе ли он еще сопротивляться напасти и, в конце концов, стоит ли он, Александр Щеголев, чего-нибудь дороже случайного сочувствия и инвалидной пенсии в шестьдесят два рубля?

      Да и сама пенсия была для него оскрблением.

      Порой казалось – всё, жизнь прошла стороной!

      А она, эта жизнь, в промежутках между «закладками» в больницы, среди случайных знакомых и никому не нужных встреч, в ожидании следующей экзекуции, была действительно серой, бессмысленной и никчемной. Больше всего не давало опомниться именно постоянное ожидание невыносимой боли и осознание неизбежности следующей операции. Причем, уже как обычно, под общим наркозом. Наркоз, конечно, давал сладостную возможность сразу избавиться от чувства собственного бессилия и, главное, снимал мучительную боль, но, каждый раз, проваливаясь в потусторонний мир, Саша мысленно прощался с миром этим. И никто этого не понимал!

      В межбольничные промежутки, мысль о неодолимости какого-то сверхъестественного наказания не оставляла его не на секунду. И это изматывающее чувство могло сломать любого, даже самого сильного человека, и Саша не был исключением. Только память, вера в конечную справедливость и надежда на чудо – эти эфемерные понятия, не позволяли ему окончательно смириться с судьбой и опустить руки. И превозмогая несчастья, он все-таки сильно хорохорился…

      Но было не перед кем. Рядом, кроме мамы, никого не осталось. Никого!

      А тогда, в самом начале, Саша не мог даже предположить такое развитие событий и столь длительное «отлучение от жизни». Как человек деятельный и самолюбивый, он не стал распространяться о своих недугах и, периодически исчезая в больницах на «плановых и внеплановых» операциях, он не считал для себя возможным информировать об этом своих друзей и знакомых. Кто хотел, – мог узнать, но когда кто-нибудь из приятелей все же узнавал, то особого энтузиазма и сочувствия не выказывал. Естественно и понятно, что у всех были не менее важные собственные заботы и дела, поэтому Саша никому никогда не предъявлял мелочных претензий. Только понимание своей абсолютной ненужности оставляла в душе жгучую горечь.

      Отец ни разу не пришел к нему в больницу, передавая через маму приветы и ссылаясь на собственное, пошатнувшееся (надо полагать, из-за Саши) здоровье. По-видимому, Владислав Александрович уже вдоволь насмотрелся на несчастья, и усугублять свои безрадостные воспоминания ему не хотелось.