Вот он! Я остановился как вкопанный, не веря в свою удачу. Ко мне на встречу, выворачивая с набережной, с семьёй и двумя огромными арбузами под мышками, шёл мой друг. Не совсем друг, конечно. Точнее друг моего приятеля. В общем, пару раз мы принимали вместе «на грудь». Но, к счастью, меня с ним видела его жена. И шапочное знакомство кое-какое у нас всё-таки имеется.
Я сменил галоп на быстрый шаг и направился в сторону семейства. Друг моего приятеля – человек крупной комплекции, невысокий, с короткой стрижкой, пивным животом и симпатичными складками на затылке. В общем можно понять по комплекции очень весёлый и добродушный человек. Надеюсь, его добродушие продержится ещё минут пятнадцать.
Я судорожно вспоминал, как же его зовут. Михаил, Анатолий, Леонид…, короче, Епифаний. Так и не вспомнив и не подобрав ничего похожего, я растянул улыбку от восьмёрки до восьмёрки и распахнул свои объятия.
– Как приятно вас снова видеть. Да ещё на курорте. В таком замечательном городе. Вы в отпуске?
Было крайне удачно, что и отец семейства и его супруга меня вспомнили и так же расплылись в улыбке.
– Да, – затянул он. – Но мы приехали в Ялту на один день. Уже собираемся с трофеем назад – покосившись на арбузы, гордо заулыбался он.
– Можно тебя на минутку, – виновато взглянул я в сторону семейства, слегка взяв его под локоть и развернув чуть в сторону, придавая ситуации некую конфиденциальность.
Он немного наклонил голову в мою сторону и подставил ухо поближе к моему рту.
– Конфиденциальность – дело серьёзное, – пробормотал он.
– Ты извини меня, что отрываю тебя, но у меня дело жизни и смерти и без твоей помощи не обойтись.
В этот момент, добродушный глава семейств выпрямился, ещё больше напрягая слух, и сдвинул брови к переносице.
Проявление уважения – подумал я. Это мне уже нравится. И, надеявшись на благополучный исход дела, продолжил.
– Дело в том, что мне надо проследить за одним человеком, начал я, – как тут наш толстячек расплылся в широченной улыбке.
– Человек женского пола? – посмотрев мне в глаза лукавым взглядом, поинтересовался он.
Откуда они все, всё знают. У меня что, на лбу написано?
– Ну у тебя и прозорливость! – подыграл я. А что оставалось делать?
– Да, я такие вещи чувствую нюхом, – надо было видеть, какая гордость воцарилась на его лице. Хотя я был уверен, измени он жене и чувство вины его просто сожрало бы.