Что произошло следом, Люси в точности не поняла, но Иззи словно замерцал и размазался, расплылся, как изображение на экране старого телевизора. Звуки, которые он издавал, казались придушенными, он сел на гузно, глаза его одичали и выпучились. А когда Люси смогла успокоить его и обернуться, чтобы заговорить с новым знакомым, Боб куда-то сгинул.
Как нелепо, подумала она, исчезнуть вот так. Может быть, он здесь с подружкой? У такого красавца непременно должна быть подружка. Но что они делают в пятницу утром в зоопарке? Все это очень загадочно. От разочарования Люси едва не заплакала.
– Ничего, Изз, – сказала она, – мало ли другой рыбы в морях?
Через несколько минут она остановилась и нахмурилась. Позвольте, а как он узнал ее имя?
За спиной ее двадцать восемь радуг безмолвно растекались по небу, словно нефтяные узоры по луже.
14
– Входи, Мона, – сказал Хед и похлопал по стоявшему рядом с ним креслу. Одетая в платье из двенадцати первоклассных почтовых марок, она выглядела обольстительно. Красивая женщина, подумал Хед. Жаль, что сын у нее такой обормот.
– Ты, конечно, знаешь, зачем я пришла? – Она попыталась изобразить улыбку.
Хед пожал плечами, покачал головой.
– Понятия не имею. – Он откинулся на спинку кресла, сцепил на затылке руки и начал насвистывать.
Мона поерзала в кресле.
– Из-за зверушки Боба. Понимаешь, я вообще-то не имела права ставить ее на кон, потому что, строго говоря, Экк мне не принадлежал.
Лицо Хеда решительно ничего не выразило.
– Боюсь, мне придется занести это в графу «Тут Ваша Проблема, Не Моя». – Бездонные глаза его сузились. – Ставка есть ставка, Мона. А кроме того, мне так не терпится попробовать самую вкусную в девяти тысячах галактик дичь.
– О, это! – Мона с нервической шаловливостью тряхнула головой. – Ха-ха-ха-ха! Я всего лишь повторила то, что слышала. Ты же знаешь, что такое слухи, праздная болтовня, в которой едва ли найдется крупица истины.
В горле Хеда возник и стал нарастать, точно при сходе лавины, некий звук. Лицо его исказилось, произносимые им слова взрывались в окружавшем Мону воздухе, а сам он был везде и нигде, внутри ее и снаружи.
– Искренне надеюсь, ради твоего же блага, – прогромыхал он, – что это не окажется пустым слухом.
Мона задохнулась.
– А иначе я могу найти себе и другое пропитание.
Последние слова потонули в стене звуков.
Мона отшатнулась, стараясь не завопить, ее руки и ноги стали тяжелыми, как покойники, издаваемые Хедом звуки проглотили ее – и переварили.
– Как прошло? – спросил ждавший ее дома Боб.
– Чудесно, дорогуша, просто замечательно.
Мона бледно улыбнулась.
Боб