На лестнице было накурено. Я поморщила нос, вспомнила благодатные дни своего пятнадцатилетия, золотые зажигалки Зиппо и невероятное количество способов добыть из них огонь, расправила плечи и стала спускаться.
– Что происходит в этой стране, Максим?
Я с трудом удержала равнодушное выражение лица. Так вот где, оказывается, пропадал Гамов. Курил одну за другой и трепался с Туровым о судьбах Родины.
– Гер, как будто маленький, честное слово. Слажал ноль в очередной раз. Помнится, еще вчера обороты в Сети набирал какой-то абсурдистский политический памфлет.
– Серьезно? Ты помнишь?
Гамов мгновение помолчал, а я поймала себя на том, что стою, затаив дыхание и держу дверь, чтобы не захлопнулась. Со мной о таких вещах никто и не думал разговаривать.
– Не знаю. Кажется, припоминаю. Нельзя же до конца быть уверенным в таких вещах.
– Понятное дело. Но Макс… Они же должны были предотвратить.
– Что именно, Гер? Прорыв сатиры, очень крепко завязанной на нашей действительности, так, что в тексте не разберешь, где стеб, а где правда? Нулю, думаешь, просто работать?
Туров недовольно хмыкнул.
– Я предполагал, они будут справляться получше, когда к ним свалил Степа. Видел его вчера. Все же на ушах ходили с нашим прорывом.
– Шутишь? – У Гамова даже голос сел на мгновение, а мне стало стыдно, что я подслушиваю.
– Нет, примчался на всех парах, кричит, волнуется, говорит, знаю, что у вас прорыв, да еще какой, а Максимки в Москве нет, пойду закрывать.
Туров прервался, и я услышала отчетливые щелчки дешевенькой зажигалки.
– И что? – тихо и как-то блекло поинтересовался Гамов.
– Да ничего. Арлинова усадила его в кресло, я сказал, что все под контролем, он попытался что-то нехорошее вякнуть про Оливин, в смысле, про Розу, Арлинова выпроводила его взашей и высказала напоследок. Хотя сам понимаешь…
Гамов слегка кашлянул. Я деловито хлопнула дверью, мгновение повозилась с сумкой и романом и медленно пошла вниз по ступенькам. Как ни странно, разговор и не думал прерываться.
– Понимаю. Только не очень. Прохлаждался у нас, а у самого там сатиру на грани сюрреализма вынесло в реальность, и теперь наша многострадальная страна имеет этот многострадальный закон?! – на одном дыхании выпалил Гамов, и я замедлила шаг.
– Отправили на закрытие кого-нибудь другого. А может, они вообще этого прорыва не заметили. Или было уже слишком поздно. Сам знаешь, сюрреализма тут и без проделок ноосферы хватает. А сатира только завладела разумом – и все. Растворилась здесь, стала реальностью, как не бывало этого постика, написанного двадцатитысячником и разошедшегося миллионами. Оливин, спускайся уже, что ты там застряла?
Последнее было сказано в дыру между лестницами, и я увидела запрокинутое ко мне лицо Турова. Осталось только слабо помахать пальцами в ответ и почти уронить ничем не скрепленные страницы.
– В Зеро столько народа, что можно было бы как-то отслеживать посты, выходящие в топ, ты не находишь?
Гамов