Их жизни были коротки и отравлены болезнями – не лучше, чем существование диких зверей, – поэтому Медицинские Центры все так же находились в центре городов, собирая богатейший урожай с их жителей: их антитела и антигены, их гамма-глобулин и основу для вакцин, даже их органы. Но они выжили. Они поддерживали друг друга среди убийств, ставших обычным делом, они мечтали, любили, создавали семьи, старели, может быть, слишком быстро, и умирали чаще всего в кругу друзей, в противовес стерильным смертям в Медицинских Центрах, не важно, насколько они были отсрочены, не волнующим никого, кроме тех, кому заплатили за выполнение предсмертных медицинских процедур.
Тем временем они почти добрались до места, пересекли одну из главных артерий города – бульвар Пасео и, сбросив скорость, оказались на «…росп… Независ…», как гласил покосившийся дорожный указатель, замеченный Пирсом. Мотоцикл свернул со слабо освещенной четырехполосной улицы на совсем темную подъездную аллею перед мрачным зданием, на фоне ночного неба похожим на заброшенный склад. Старик, доставивший его сюда, словно Харон с мотоциклом вместо ладьи, заглушил двигатель и с минуту вслушивался в тишину, определяя, есть ли поблизости опасность. Затем, видимо решив, что все спокойно, он вытащил сумки из корзин, передал их Пирсу и взмахом руки позвал его за собой.
Когда они входили в темный дверной проем, Пирс заметил над дверью чудом уцелевшую табличку, словно подающую ему знак. «Детская больница милосердия», – гласила надпись на табличке.
Теперь здание занимали бездомные. Как только новое здание больницы было построено, старое стали использовать под кабинеты различные социальные службы, потом здесь разместился приют, и в итоге его заколотили и забросили. Забросили все, кроме нищих. Они отодрали доски с окон и дверей и стали заполнять это здание, словно муравьи. Дети играли в коридорах, едва освещенных редкими масляными фонарями, или высовывали мордашки из дверей, разглядывая проходящих незнакомцев. Некоторые начали дергать Пирса за одежду и сумки, и старику пришлось их разогнать. Иногда появлялись и взрослые: небритый мужчина, сердито глядящий на них, или любопытствующая женщина с цепляющимся за ее ногу малышом.
Милосердие для детей, подумал Пирс. Он хотел бы надеяться, что им оно встретится, но знал, что у судьбы недостает милосердия даже для ее любимчиков, живущих за пределами старого города и воспитывающих от силы пару детей.
На втором этаже была комната, которую Пирс узнал. Он в ней никогда раньше не был, но планировка не позволяла ошибиться. Когда-то здесь находилась операционная, не важно, для каких целей ее использовали потом.