Синьор Фидардо сразу принялся уговаривать ее начать наконец выступать. Ана по-прежнему отказывалась. Но отказ ее звучал уже не так категорично, как раньше.
Работа над гармоникой подходила к концу. Я сделала новую меховую камеру из козлиной кожи. Заменила левый полукорпус и почти всю правую и левую механику. Ошкурила, покрасила и покрыла лаком дерево. Когда солнце светило на твердую лаковую поверхность, инструмент сверкал, как красный рубин.
Единственное, что оставалось сделать, это вырезать новую декоративную сетку из тонкой латуни. Синьор Фидардо снял с одной из полок большую тяжелую книгу и положил на мой стол.
– Эта книга досталась мне от дяди. Она лежала в моем чемодане, когда я почти пятьдесят лет назад приехал сюда из Италии. По сей день это лучшая подборка узоров для сетки. Выбери узор, который тебе больше всего нравится, и перенеси его на латунь при помощи копировальной бумаги.
Через три дня я выбрала узор и перенесла его на латунную пластину. Еще через неделю я вырезала рисунок ювелирным лобзиком синьора Фидардо. Поздним вечером я просверлила отверстия и прикрепила «ажурку» к корпусу тончайшими латунными гвоздиками.
Гармоника была готова.
Но не совсем. Кое-чего не хватало, и я знала чего.
В книге синьора Фидардо на нескольких страницах были показаны красивые буквы. Я перерисовала те, которые мне были нужны, выпилила их из остатков латуни, потом зачистила и отшлифовала. Аккуратно острейшей стамеской вырезала на корпусе углубления и вставила в них буквы.
Теперь на гармонике ярко сияло имя «КОСКЕЛА».
В тот вечер синьор Фидардо настроил мой инструмент. Он аккуратно шлифовал каждый голосовой язычок, пока не добивался чистоты звука. У гармоники много голосов, так что закончил он только к вечеру, когда Ана вернулась с работы. Он пригласил ее к себе и достал бутылку кампари.
– Это надо отпраздновать, – сказал он. – Таков обычай, когда ученик заканчивает первую самостоятельную работу.
Ана и синьор Фидардо долго любовались моей гармоникой. Я была очень горда собой.
– Я и не догадывалась, что гармоника предназначалась для Коскелы, – сказала Ана и улыбнулась мне.
– Я тоже, – поддакнул синьор Фидардо. – А могли бы догадаться. Разве может быть лучший подарок для человека, который сидит за решеткой?
Потом синьор Фидардо сыграл на моей гармонике, чтобы проверить, как она звучит, а Ана спела фаду. Это были восхитительные звуки.
На следующий день синьор Фидардо поднялся со мной в квартиру двумя этажами выше. Там он держал инструменты и разные материалы для своей работы. У стены стояли листы дорогой фанеры, а сверху, на полках хранилась древесина, разложенная по сортам и качеству. Полки на противоположной стене были забиты музыкальными инструментами. Некоторые лежали в футлярах с ручками и железными уголками, некоторые были завернуты в мягкую ткань. В углу стояли две фисгармонии и блестящая туба.
Синьор Фидардо достал один из футляров. Он был пустой и с виду совершенно новый,