Он быстро увел меня со станции на тенистую дорогу, которая вилась среди лугов, и все время пугливо поеживался, «как путник, что глухой тропой от страха нем бредет. Страшась через плечо взглянуть, главы не обернет. Исчадье ада, знает он, во след ему идет», о котором поведал поэт Кольридж. Собственно говоря, исчадье ада после нескольких шагов отказалось от преследования, что я не замедлил довести до сведения Укриджа, ибо такой день не слишком подходил для того, чтобы без особой надобности бить рекорды по спортивной ходьбе.
Он с облегчением остановился и утер обширный лоб носовым платком, в котором я узнал мою былую собственность.
– Слава Всевышнему, мы от него оторвались, – сказал он. – По-своему, не такой уж плохой типус, насколько мне известно. Хороший муж и отец, как мне говорили, и поет в церковном хоре. Но ни малейшей прозорливости. Вот чего ему недостает, старый конь. Прозорливости. Он не в состоянии уяснить, что все компании-гиганты в свое время опирались на систему щедрого и любезного кредита. Не хочет понять, что кредит – это жизненная сила коммерции. Без кредита коммерция теряет эластичность. А какой толк от неэластичной коммерции?
– Не знаю.
– И никто не знает. Ну, теперь, когда он отвязался, можешь отдать мне эти деньги. Старик Таппи выкашлянул их охотно?
– С наслаждением.
– Я так и знал, – сказал глубоко растроганный Укридж. – Один из наилучших. Таппи мне всегда нравился. Человек, на которого можно положиться. В один прекрасный день, когда я обрету необходимый размах, он получит эту сумму назад десятерной сторицей. Я рад, что ты привез ее в мелких купюрах.
– Но почему?
– Я хочу рассыпать их веером на столе перед подлюгой Никерсоном.
– Он живет тут?
Мы приблизились к дому с красной крышей, укрытому от дороги деревьями. Укридж с силой забарабанил дверным молотком.
– Скажите мистеру Никерсону, – повелел он горничной, – что пришел мистер Укридж и хочет поговорить с ним.
В облике мужчины, который незамедлительно вошел в комнату, куда нас проводили, сквозило неуловимое, но заметное нечто, отличающее кредиторов по всему миру. Мистер Никерсон был человеком среднего роста, почти целиком огороженный бородой, сквозь чащобу которой он взирал на Укриджа оледенелыми глазами, извергающими волны вредоносного животного магнетизма. С первого взгляда становилось ясно, что он не питает к Укриджу особой любви. В общем и целом мистер Никерсон походил на одного из наименее приятных пророков Ветхого Завета, готовящегося к допросу плененного царя амалекитян.
– Ну-с? – сказал он, и мне еще ни разу не доводилось слышать, чтобы это словечко произносилось столь сурово.
– Я пришел по поводу платы за аренду.
– А! – сказал мистер Никерсон осмотрительно.
– Внести ее, – сказал Укридж.
– Внести ее! – вскричал мистер Никерсон недоверчиво.
– Вот! –