– А второй-то где? – высовываясь наполовину из столба и пристально оглядывая каморку, поинтересовался он. – Мне сказывали, двое вас будет.
– Отлучился второй, – уклончиво ответил я. – А сами-то вы кто будете?
– Крепостной я, – гордо заявил представитель малого народца, радуясь случаю огласить свой громкий титул. – Самый что ни на есть столбовой крепостной.
– Кто? – переспросил я, пытаясь совместить услышанное с рассказами моей учительницы, княгини Трубецкой, и собственным опытом пребывания в России.
– Что тут непонятного? – возмутился кроха. – В домах – домовые, в банях – банники, а я, стало быть, – крепостной. Потому как и стены, и башни, и все здесь под моей опекой состоит. А живу я в этом столбе, выходит, что столбовой. Но тс-с. – Он еще раз цыкнул, призывая меня говорить как можно тише, и резко продолжил: – Уходить вам отсюда надо. Недоброе тут задумали.
– Против нас? – уточнил я, не совсем понимая, о чем может идти речь.
– А то! – немедля подтвердил крепостной, а затем добавил тоном, не допускающим противоречия: – Уж как вы там хотите, а нынче за полночь я вас отсель выведу.
– Неужто вы полагаете, что мы не сможем за себя постоять? – возмутился я.
– О том мне ничего не ведомо, а только велено головы уберечь, как вот эту. – Он постучал себя крохотным пальцем по лбу.
– Кем велено?
– Кем надо, тем и велено! Нешто сам не знаешь, кто такое велеть может?!
Честно говоря, этого я как раз не знал, но счел за благо промолчать, опасаясь разрушить у крепостного иллюзию моего всеведения.
– Ох, много тут недоброго, – продолжил малыш, забирая бороду в кулак. – Ты вот сам погляди.
Его указательный палец обвел круг на стене, и тот моментально осветился, словно окно соседней избы. За «окном» появились какие-то лица, затем послышалась негромкая речь. Изображение сместилось, выискивая говорящего, и явило мне физиономию Гонты.
– Светлый княже! – горячился куренной атаман. – Истинно говорю, не к добру эти двое здесь появились. Как есть подсыльщики! А ну как супротив тебя, Байда, злоумышляют? Круль-то польский небось за твою голову немало золотой казны отвалит. В железа[8] бы их, да расспросить, каким ветром таких гоголей в наши края надуло.
– Это ты, Петро, дурного хватил.
Круг экрана сдвинулся, демонстрируя того, к кому обращался ватажник.
– Чтобы мою голову посреди Далибожа с плеч скроить, недюжинным удальцом надо быть.
– Не прогневайся, гетман, а только мы их давеча не смогли и дюжиной одолеть.
– Ишь ты. – Вишневецкий разгладил длинные, начинающие седеть усы. – Желаю своими глазами поглядеть на ухарей. Кликни мне их.
– А ежели смерти они твоей алчут?
– Пустое, –