Еще Надя подружилось с Мусей, кошкой «нанятой», чтобы охотиться за мышами, которых в подвалах старого здания было много. Кошка была такой же странной, как и Надя, хищница была трехногая, от чего нисколько не уступала в ловкости своим четырёхглавым сородичам, а еще она любила моченый черный хлеб, для мышиной охотницы не было ничего лучше, чем размоченная в молоке горбушка черного хлеба, пододвинутая к ней на блюдечке маленькими Надиными ручками. А в благодарность за заботу, кошка девочке пела свои мурчательные песни, похожие одновременно на рычание сытого льва и на звук заводящейся машины. Муся, в отличии от Тузика, на руки не лезла и морду, куда ни просят не засовывала, кошка терлась о ноги, из-за чего потом пригодилось перед занятиями смывать ее белую шерсть с гетр или колготок.
Но самым экзотичным питомцем девочки была ящерка –Горыныч, устроившая себе жилье под служебным крыльцом, где летом всегда было солнечно, а зимой достаточно тепло и безопасно. Вернее, ящерка по ее собственному мнению была сама по себе, а девочка была внешним раздражителем, пар раз спасшим ее от нападения мальчишек, вырвавшихся на волю и стремящихся разнести все вокруг. Но девочка все же считала пресмыкающееся своей питомицей и приносила ей личинки тли или муравьев, когда приходила к служебному корпусу, чтобы отдохнуть. Место это было тихим, безветренным, а главное, не особо популярным. Здесь не стояли скамейки, качели или лавки, как во дворе их корпуса, который очень нравился ее одноклассникам. Ей же комфортнее было здесь, среди неухоженной травы, плешивого двора, истоптанного ногами рабочих и технических работников, рядом со старым тополем, обнесенным хлипким забором, перелезть через который было вовсе не сложно.
Поэтому Надя лазила и через забор, и на дерево. Куда угодно, лишь бы не чувствовать себя худшей, ущербной или недотягивающей, которой она себе казалась в обществе ребят.
Опять же, ее никто так не говорил, никто не смеялся или не издевался. Она была для них как человек, которого легко не заметить или проигнорировать. Иногда правда мальчишки пытались подшучивать над ней из-за чего были награждены в лучшем случае тяжелым убийственным взглядом, а в худшем – крепкой затрещиной от которой еще долго звенело в ушах.
Такое отношение сохранилось до самого выпускного, даже когда они, уже совсем взрослые, сидели за праздничным столом и пытались хоть как-то поговорить с Молью, которое перед самым выпускным получила странное письме с шестью марками, а долго беззвучно плакала у себя в комнате, чем испугала соседок, никогда не видевших ни единой слезинки на ее лице за все эти шесть лет.
В тот вечер Надя седела с потерянным видом, но отчего –то, нахождение в компании не казалось ей такой уж пыткой, как раньше, напротив она была не прочь пошушукаться с девчонками или даже выпить припрятанного алкоголя с парнями. Но нет,