Андреас-Саломе, Альмой Малер, Коко Шанель, Идой Демель и Мисей Серт, – одна из шести главных женских фигур тех лет, одна из великих
femme fatale. Не красавица, но с сильной эротической аурой, она мгновенно очаровывала всех, кто видел ее на сцене в мюнхенских или берлинских театрах. Даже Генрих Манн был покорен ею, как только увидел в одной из ролей. Он пишет весной 1913 года: «Она – один из самых прогрессивных типажей, которые мы видим сегодня на европейских сценах, невозможно найти более совершенное воплощение того, что мы называем „современностью“. У нее есть всё, что современно: сформированная и умная личность, нервная энергия, а также широкая амплитуда таланта». Эту профессорскую дочь из Вены отличала необычная красота, на самом деле ее звали Отилия Годефруа, но, к счастью, она взяла себе псевдоним, а в паре с Кассирером она сразу стала хозяйкой большого и открытого дома. Художники, писатели и промышленники были у них частыми гостями, сначала в квартире на углу Маргаретенштрассе и Маттеикирхплац, затем в вилле на Викторияштрассе. В мансардном этаже жил Эрнст Барлах, который спускался, только если вечером собиралась интересная для него компания. А когда у Тиллы Дюрье и Пауля Кассирера бывал Оскар Кокошка, то Барлах мечтал переночевать под «Железнодорожным мостом в Арле» Ван Гога. В общем, гостевая комната на Викторияштрассе, 35 стала самым красивым спальным купе старой Европы. А по утрам каждый, кто там ночевал, хотел писать портрет Тиллы Дюрье. А некоторые хотели сразу пуститься с ней во все тяжкие. Например, Элис Ауэрбах, красавица-жена художника Вильгельма Трюбнера, которая была настолько без ума от Дюрье, что следовала за ней во время гастролей, поселялась в тех же гостиницах и в конце концов перерезала себе вены из-за того, что Тилла не ответила взаимностью на ее любовь. Только не надо раздувать шумиху, сказал ей тогда Пауль Кассирер, я ведь хочу и дальше без проблем продавать картины ее мужа.
Такой коммерческий расчет мужа шокировал Тиллу Дюрье, и теперь она, возвращаясь вечерами со спектаклей, посвящает себя не искусству, а социал-демократии, которую она страстно поддерживает. У Пауля Кассирера другие проблемы: он хочет, чтобы все крупные художники написали портреты его жены. Коринт, Либерман, Барлах – все они это уже сделали, а в 1913 году Франц фон Штук пишет несколько вариантов ее портретов в роли Цирцеи. А еще этой весной Кассирер пишет письма седому Ренуару во Францию, пишет до тех пор, пока тот не сдается и не договаривается с Дюрье о встречах для написания портрета.
В Париже скульптор Аристид Майоль отправляет письмо Мисе Серт, которая была музой всех великих импрессионистов, а теперь, став старше, активно поддерживает современную музыку и искусство, и спрашивает разрешения писать ее портрет. Когда ее в свое время писал Ренуар, то он спросил ее, не соизволит ли она чуть приоткрыть грудь, ослабив корсет. А Майоль сразу спрашивает, готова ли она позировать ему полностью обнаженной. Она глядится в зеркало, улыбается и пишет: «Non, merci».
Девятого января император
