Со временем мама девушки нашла работу, а Настя поступила в университет на юрфак. Встали на ноги, сняли квартиру. Но с Леней остались с тех пор теплые, почти родственные отношения.
Не успели Голубчиков и Жукова закрыть за собой дверь, как Ринат выдал новость:
– Сергеич, подождите! Покойник-то наш был судим за убийство и по 105 оттрубил пятнашку. Освободился месяц назад. Так, может, его убили за старые дела? Кто-нибудь из родственников убитой мстит?
– Все может быть, – согласился Голубчиков. – Ты давай, пробей их, родственничков. На самом деле, чем черт не шутит. Подними, короче, его уголовное дело. Мы скоро.
Сергей Сергеевич и Настя вышли на улицу, где их поджидал Митрич, водитель РОВД. Вдруг Настенька остановилась и молящим голосом обратилась к майору:
– Сергей Сергеевич, пожалуйста, пусть с нами поедет криминалист! На всякий случай. Что-то мне в этом деле все кажется подозрительным.
– Например? – спросил Голубчиков.
– Доедем до места преступления, и я вам там расскажу.
– Ладно. Садись в машину, – сказал майор и набрал номер телефона Георгия Капустина, эксперта-криминалиста: – Алло, Жора, сильно занят? Не в службу, а в дружбу, давай съездим еще раз на место преступления. Что-то мы упустили вчера.
Через полчаса оперативная группа прибыла к дому Коротковой.
5
При дневном свете улица произвела еще более унылое впечатление. Судя по всему, газ и асфальт сюда еще не добрались. Пустынно, тихо, ни души.
– Ну, с Богом, – благословил группу Голубчиков, и оперативники направились к дому.
На стук никто не ответил, но дверь оказалась не заперта. Елизавета Васильевна сидела на кухне.
Голубчиков поймал себя на мысли: «Дежавю какое-то. Как-будто и не вставала с табуретки со вчерашнего вечера».
Тихо позвал:
– Хозяйка, можно войти?
Короткова подняла голову, кивнула. Спросила:
– Чаю хотите?
– Не плохо бы, – ответил майор. – А пока мы с вами будем чай пить, разрешите моим ребятам еще раз осмотреться?
– Пожалуйста, раз надо, – вяло ответила Короткова и поставила чайник на плиту.
Потом села и вопросительно посмотрела на собеседника.
На старушку, а именно так она и выглядела, больно было смотреть: маленькая, сухонькая, вся в глубоких морщинах с печатью боли и страдания на лице, глаза безжизненные, пустые.
– У меня ведь никого, кроме Юрочки, нет. А теперь вот и его нет. Когда он в тюрьме сидел, у меня хотя бы смысл был его ждать. Понимаете? Смысл! А что теперь? – слезы тонкой струйкой покатились по ее щекам.
– Ну, ну, успокойтесь, Елизавета Васильевна, пожалуйста. Хотя…
Вот черт! Столько лет в сыске, столько раз смотрел в глаза смерти, столько покойников перевидал, а вот с родственниками погибших так и не научился говорить. А надо. Иначе никак не дойти до сути того, что же произошло на самом деле. Она сейчас – главный свидетель,