Открыла глаза. Теперь едем мимо полей, окаймленных васильками. Коричневое гречишное поле соседствует с желто-зеленым подсолнечником и золотистой трехметровой красавицей-кукурузой. Поникшие метелки овса давно просятся на зимовку в склады. Нахальная сурепка заполонила каждый нераспаханный огрех, оттесняя к краям поля скромные желтоглазые лютики, синие «топорики», малиновые и желтые бархатные цветы львиного зева.
Приближаемся к лесу. Он начинается огромным оврагом, по склонам которого стекают неровными рядами кусты орешника, белой акации, терна.
Дядя Коля голосом подгоняет Вороного:
– Ну, дорогой, поторапливайся!
– Почему кнутом не бьете? – удивляюсь я.
– Жалко. Старый. Много на своем веку сделал хорошего. Один раз даже спас человека.
– На войне?
– Да нет. Позапрошлым летом случилось. Затеял мой сосед строиться. Денег на деревянный дом не нашлось – семеро детей. А сейчас поветрие: из шлака дома строить. Дешево и сердито.
– Почему сердито?
– Шлаковый дом – это тебе не деревянный! В нем летом жарко, а зимой холодно. Не живой он. Ну, так вот. Выстлал сосед огромную кошулю (плетенную из лозы) тряпьем, бумагой, заполнил на заводе цементом и накрыл сверху куском дерюги. Погода с утра стояла тихая, теплая, а к вечеру разыгралась буря. Ветер сорвал попону и давай цемент по степи разметать. Сосед пытался спасти его… Вороной сам вернулся в колхоз. Смотрят люди, – нет хозяина. Нашли, привезли. Успели спасти. В легкие цемент попал.
– Он глупый что ли? Из-за какого-то цемента чуть жизни не лишился?
– Не подумал. Кровью и потом каждая копеечка доставалась в колхозе. Сколько лет копил, мечтал о доме… Видно, спохватился, да поздно. Болел долго, а дом этим летом все ж построил.
Дорога пошла на спуск. Дядя Коля нервно заерзал.
– Вы чего? – удивленно спросила я.
– Погодь, – он туго натянул поводья.
Конь чуть не остановился, задрав голову и приседая на задние ноги. Так, с поводьями «внатяг», и сползли с крутого холма. Вздохнув с облегчением, дядя Коля без моей просьбы начал рассказ.
– В тот день я детей на лето отвозил своим старикам. Утро такое же было. Красота! Ребята в кошелке, как котята, дремали. Малышня: два, да три года. Ехали шагом. Я, может, немного придремнул. Конь сам дорогу знал. Вдруг он на дыбы поднялся, заржал и заметался из стороны в сторону. Затрясся всем телом. Я очнулся, хватился поводьев, а они – между колесами, по пыли волокутся. Вороной через кусты понесся вниз. Я одной рукой держу корзину, где дети, а другой хочу до вожжей дотянуться. Не дай бог, думаю, намотаются на ось колеса, тогда телегу разнесет в щепки. Побился весь, а все ж подцепил их. Зажал корзину между ног, натянул поводья. Вороной вроде, замедлил бег, но телегу продолжало трепать. Треск, грохот, у коня пена на губах… Сердце