– И не подумаю, – флегматично заявила Форточка. – Вчера вечером здесь кто-то до хрипоты требовал, чтобы я была открыта всю ночь, так как, видите ли, некоторые Дыроколы задыхаются от присутствия посторонних.
– Да, задыхаются! Попробуйте-ка всё время находиться рядом с этими двумя Стиральными Резинками! Они пахнут так, словно только что искупались в нашатырном спирте! Если их от меня немедленно не уберут, то я отказываюсь!
Дырокол не стал уточнять, от чего именно он отказывается, но на некоторых это его заявление произвело довольно сильное впечатление.
– Да! Вот именно, отказываюсь! – ещё раз громко и с вызовом повторил Дырокол.
Находящиеся рядом с ним две цветные, очень миленькие Стиральные Резинки обиженно надули губы, но потом одна из них, розовая и овальная, не выдержала:
– Из всего сказанного вами в наш адрес я поняла, что вы, Дырокол, типичный «хамус дыроколус», а если по-простому – обычный хам. А так как все хамы понимают только тот язык, на котором говорят сами, то я заявляю при всех, что вы злобный, недалёкий, уродливый железный карлик, да ещё и храпящий по ночам самым противным образом.
Обе Люстры одобрительно качнулись, издав мелодичный звон. Но Дырокол, испробовав на прочность одних, тут же устремился всей своей вредной натурой к новой жертве.
– Эй, Выключатель! Вы, Вы! Я к вам обращаюсь! Не забудьте выключить свет ровно в восемь! Меня раздражает искусственный свет!
Полу-глухой Выключатель в разговорах с другими давно уже блуждал, как в тёмном лесу. Вот и сейчас он, радостно засмеявшись, выдал очередной экзерсис:
– Да, мой юный друг, к чему скрывать, в молодости я тоже был отчаянным жуиром. А? Да… Как сейчас помню, лет эдак семьдесят тому назад я загорался, как и вы, можно сказать, от первого прикосновения!
Ошалевший от собственных воспоминаний, Выключатель минут на двадцать завёл повесть о прежних днях, причём старался делать это непременно в лицах, посмеиваясь и всхлипывая поочерёдно.
А Дырокол тем временем уже бесцеремонно разглядывал маленькую, очень изящную Этажерку, которая появилась здесь только этим утром. Она одиноко стояла рядом с окном, и солнечный свет, который, как известно, в первую очередь задерживается на вещах красивых, как-то по особенному бережно и нежно прикасался к трём её полочкам, к воздушной резьбе затейливых спинок, оставляя на Паркетном Полу её трепетный силуэт.
– Эй, вы, у окна… – начал было Дырокол, но внезапно замолчал, так как почувствовал, что начинает медленно и неотвратимо сползать с гладкой поверхности Стола.
Дырокол попытался за что-нибудь зацепиться, чтобы удержать себя от падения, но всё было напрасно. Стол приподнимался, но при этом так балансировал, что все находящиеся на нём предметы оставались на своих местах, кроме этого бузотёра и забияки. А тот продолжал благополучно съезжать, и остановился только на самом краю столешницы.
Этим самым Стол недвусмысленно дал понять, что не потерпит на себе подобного поведения и остановился,