В прошлом году эта мерзкая женщина, по имени Аугустина, увидела, как Прим помогает мне собирать вишню. Мы смеялись, он трусил со всей силы ветки старого дерева, на которое я залезла, чтобы достать самые верхние вишенки, и делал вид, будто хочет стряхнуть меня вниз. Ох, и влетело тогда Примусу за то, что он водится с такой девчонкой как я. Его родители и раньше слышали, что мы дружим, но это было лишь на словах в форме сплетен местных работяг и детей с нашей школы, но Прим всегда находил отговорки из серии: «Это просто девчонка из школы», или: «Ну так, что мне с ней и здороваться нельзя? Мы ведь ходим в одну школу!». Аугустина все опасения, что её любимый сын может дружить с дочкой швеи списывала на его хорошее воспитание и доброту души, мол, мальчик не может такой оборванке как я, прямо сказать, что мы из разных миров, а значит и говорить нам не о чем. После хорошей взбучки и двухчасового штурма нравоучений от госпожи «глава элиты города», мы с Примусом решили, не афишировать нашу дружбу, и меня это вполне устроило. Зачем мне нужно, чтобы парни со школы и не только, приписывали мне романтику с сыном командира? Во-первых, я ненавижу военных и сама по правде глубоко удивлена, что Прим оказался душевным другом, а во-вторых, о романтике в нашей дружбе и речи быть не может.
Прим обращается со мной как с мальчишкой, а я могу сплетничать с ним не хуже, чем с самой лучшей подругой, ещё он всегда меня понимает. В прошлом году Прим пришел работать в ресторан, хотел позлить отца и показать ему, что парень и сам может о себе позаботиться. Он из богатой семьи, ему уже считай обеспечено место в институте, да и в обществе в целом, как по мне, о большем и мечтать не стоит, а для друга это настоящее бремя – быть узником расписанного по минутам плана на жизнь. Примуса взяли садовником без разговоров. Директор даже спорить не стал, когда брал его на испытательный срок, видимо побоялся отказать сыну действующего командира города. Мне же, нелегко пришлось уговаривать начальство: вот и где справедливость?
Первое время я не говорила, что мне всего пятнадцать на тот момент лет, по мне и не скажешь. Мои наивные с виду серые глаза и пепельные локоны до пояса совсем не идут посудомойке, но я всё же получила эту работу. Мало удовольствия, конечно, было мыть не разгибаясь часами посуду, на кухне вечно людного ресторана. Терпеть боль в спине после каждой смены и вечно разъетые моющим средством пальцы рук, оказалось менее невыносимым, чем жуткий запах жареной еды. Этот запах невозможно абсолютно ничем вымыть из волос!
В ночные смены я всегда помогала официантам