Надобно было придумать, какая из Зигфридовых вещичек пригодилась бы такому загадочному существу, как Тень. Чайник? Чайник был неприметным, поцарапанным и помятым (он несколько раз падал), хотя им вполне можно было пользоваться. Разве что, крышечка сидела не так плотно, как раньше, да деревянная ручка перестала быть деревянной – осталась одна железяка. Хм, нет, чайник не пойдет.
Может быть, стамеску? Зигфрид был никудышным плотником и не пользовался таким хитрым инструментом, но, быть может, Тени он придется ко двору? Нет, тоже не то.
По правде сказать, Зигфрид уже догадался, какой выбор ему надлежало сделать, однако он никак не мог с этим выбором смириться, и его взгляд еще некоторое время лихорадочно исследовал комнату в отчаянном поиске какой-нибудь полезной и замечательной диковинки, пока наконец неизбежно не остановился на синей тоненькой книжице, удобно устроившейся на тумбочке у изголовья кровати, рядом с пером и промокашкой. Зигфрид вздохнул.
Уголочки книжицы были романтично загнуты и первые страницы немного топорщились кверху, как то бывает с книжками, которые очень часто читают.
В книжке были стихи – стихи, которые Зигфрид написал сам. Надо ли говорить, что дороже вещи у нашего героя не было. Спросите у любого знакомого поэта – как сильно, господин поэт, вы любите свои стихи? Плохой поэт прямо ответит, что любит их очень сильно. (Он плох не тем, что любит свои стихи – как раз это в порядке вещей. Но негоже поэту отвечать прямо на простые вопросы – с такою чертою лучше быть прозаиком!) Хороший поэт просто покачает головой и улыбнется, а очень талантливый поэт тут же мечтательно закатит глаза, еле слышно что-то пробормочет и бросится за пером и чистым листком бумаги, писать оду стихам.
Зигфрид был поэтом (хорошим ли, талантливым ли – судить вам), и ничего дороже стихов собственного сочинения в его бедной хижине отродясь не водилось. Да и что иное может заинтересовать госпожу Тень в его скромном хозяйстве? Ложек и поварешек можно достать где угодно, а вот стихи не всякий сочинит. Как и всякий поэт, наш дракончик надеялся, что его произведения понравятся читателю с хорошим вкусом, а потому он просто не мог не считать их уместным подношением утонченной Тени.
Уговор есть уговор! Стихи так стихи! Решил храбрый дракончик. Он сжал лапу в кулачок, а по щеке его пробежала слезка.
Не раскисай, Зигфрид! сказал дракончик сам себе. Быть может, и не придется отдавать книжицу. Однако сама мысль о расставании с драгоценной тетрадкой была нестерпимой. А расставание, случись оно, станет необратимым: переписать стихи заново было бы жульничеством, а Зигфрид был гордым дракончиком. Поэтому не будем же к нему слишком строги, когда узнаем, что перед самым сном он все-таки не удержался и разок перечитал всю книжку от корки до корки, чтобы стишки остались хотя бы в его памяти. Как знать, быть может спустя годы Тень все же сжалится и разрешит Зигфриду заново предать его сочинения бумаге? На этот случай